Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” ухтинский автор Анатолий Цыганов. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: . И будет теснить тебя во всех
жилищах твоих, доколе во всей
земле твоей не разрушит высоких
стен твоих, на которые ты надеешься.
(Второзаконие, Глава 28)
Собаки выли всю ночь. Свист ветра, замешанный на вое упряжки, создавал жуткую музыку. То одна, то другая собака заводила унылую полярную песню. И от тоски и от вынужденного долгого безделья вся свора подхватывала мелодию. До утра собаки не сомкнули глаз. Угрозы и уговоры не действовали, и сейчас упряжка, с утра запертая в пристройке, волновалась в ожидании кормёжки. Уставшие от бессонной ночи собаки внюхивались в стылый воздух и, часто перебирая застуженными лапами, от нетерпения поскуливали. Зима шагнула во вторую половину, и затянувшаяся пурга выматывала последние силы из натруженных собачьих мышц. Громадный серый вожак отделился от упряжки и, медленно потянувшись, обнюхал низкую дверь. За дверью было тихо. Вожак тихо поскреб облезлый порожек и хрипло тявкнул. Не дождавшись ответа, он вернулся на своё место и с громким вздохом лёг на подстилку. В избушке никто не шелохнулся.
Семён Бугра лежал на грубо сколоченных нарах, покрытых оленьими шкурами, и застывшим взглядом смотрел на низкий потолок избушки. С потолка гирляндами свисали пучки сухой травы, засушенные корешки, нанизанные на проволоку песцовые и заячьи лапки. Полутьма избушки нарушалась лишь мерцанием керосиновой лампы. Слабый колеблющийся огонёк выхватывал из мрака то олений череп, прибитый к стене, то размалёванную маску, то чучело полярной совы.
В свои шестьдесят с хвостиком Семён выглядел гораздо старше. Небольшого роста хватало, чтобы стоять, не задевая потолка охотничьей избушки, срубленной из просоленных брёвен, принесённых морским прибоем. На широком лице застыла кривоватая улыбка, слепленная из толстых до неправдоподобия губ. Голый, как биллиардный шар, череп пересекал наискось глубокий шрам – след когтя, убитого им ещё в молодости, медведя.
…Матёрый шатун, жутко облезлый и худой, притащился ночью к чуму, где спал Семён с женой. Собаки, поскуливая, попрятались под нарты, и шатун беспрепятственно ввалился в чум. Семён, ещё не совсем проснувшись, ощутил возле себя несвежее дыхание огромного зверя и, схватив топор, лежавший рядом с постелью, отпрыгнул в сторону. Медведь взревел и упал на оцепеневшую от страха жену. Удар топора и удар огромной лапы слились в единый звук. Смертельно раненный зверь успел ещё раз взмахнуть лапой и, падая, содрал скальп с головы Семёна. Когда Семён очнулся, солнце еле выглядывало из-за горизонта. Сколько времени находился в забытьи, он не знал. Собаки разбежались, олени тоже ушли в тундру. Рядом лежала убитая медведем жена. Распластавшись по всему чуму, хрипел умирающий медведь. Семён потерял сознание, а когда вновь в затуманенной голове немного прояснилось, он, шатаясь, вышел из чума и побрёл на восток. То падая, то вновь поднимаясь, Семён шёл по тундре. Временами он забывался и тогда видел перед собой своего деда – старого шамана, который превратился в огромного полярного волка и, оскалив серую клыкастую пасть, звал идти вперёд. Иногда сознание прояснялось, и Семён вновь видел перед собой волка. «Почему он меня не загрыз?» – мелькала туманная мысль. «Да это же мой дед», – успокаивался он и снова впадал в забытьё. Временами сквозь затуманенное сознание прорывался звериный вой, и Семён видел перед собой великого шамана. Но силы покидали израненное тело, и Семён вновь терял сознание. Внезапно до него дошло, что волк – это он сам. Он подошёл к лежащему на снегу человеку, обнюхал его со всех сторон и принялся зализывать кровоточащую рану на голове. Человек застонал, и Семён-волк отпрыгнул в сторону. Сознание вновь прояснилось, и Семён-человек попытался приподняться. Волк зарычал, но остался стоять на месте. Семён пополз, и волк потрусил рядом. Семен, шатаясь, встал и волк, подставив сильную шею, помог человеку. Держась за загривок зверя, человек побрёл вперёд. Потом волк пропал и где-то послышался скрип нарт.
Нарты, запряжённые тремя важенками, подъехали к лежащему без движения человеку, и старый пастух с удивлением отметил странного вида следы. Снег был истоптан волчьими лапами. Но казалось, что волк не пытался нападать на человека, а скорее, наоборот, помогал ему идти. Пастух погрузил полумёртвого человека на нарты и отвёз к своему чуму. Семёна вернули к жизни и вертолётом отправили в городскую больницу. Наперекор всему Семён выздоровел. Он поселился в отдалённой избушке, редко бывал в посёлке, но всегда появлялся там, где кто-либо заболевал. Так Семён стал шаманом. Людей он сторонился и не любил, когда кто-то появлялся возле избушки. Так и жил одиноким волком.
Отсутствие растительности на лице шамана компенсировали длинные рыжие волосы, торчащие из огромных круглых ушей. Кривые ноги были обуты в резиновые сапоги. Семён сапоги не снимал ни зимой, ни летом и не признавал другой обуви. Разувался он редко и только тогда, когда в сапогах хлюпала надоедливая вода. Ноги у него никогда не мёрзли. Голова мёрзла и часто болела, а ноги не мёрзли в любой мороз. Городской доктор сказал, что это следствие перенесённого нервного перенапряжения, но Семён знал, что он волк, а у волка лапы не мёрзнут. Потому и зимой и летом он ходил в шапке и резиновых сапогах, пугая необычным видом редких гостей своего жилища.
Сквозь вой ветра за стеной явственно послышался посторонний звук. Собаки забеспокоились и неуверенно затявкали. Звук то утихал, то с новой силой возникал из мрака тундры. Наконец, ясно можно было различить, как с натугой, часто перегазовывая, по бездорожью движется вездеход. «Эх, силы уже не те. Не зашаманил дорогу. Нашли всё-таки», – пробормотал Семён, натягивая мохнатую шапку, сшитую из шкуры росомахи. Росомаху он подстрелил четыре года назад, когда осторожный и хитрый зверь повадился таскать из капканов приманку. Каждый день, разложив приманку по кругу, Семён обнаруживал у первого капкана объеденные головы тухлой рыбы, самого лучшего лакомства для песца. Вокруг виднелись громадные следы росомахи. Два дня Семён крутился возле капканов, выслеживая хитрого зверя. На третий, спрятавшись за широким кустом с подветренной стороны, он увидел ворюгу. Росомаха вышла из-за бугра, внюхалась в воздух и неторопливо потрусила в сторону капкана. Семён снял с предохранителя карабин, повёл стволом по туловищу зверя и, остановив мушку на небольшой голове с оскаленной пастью, нажал курок. Выстрел хлёстко резанул слух. Росомаха подпрыгнула и осталась лежать тёмным пятном на голубоватом снегу. Через месяц Семён носил шапку из шкуры с жёстким ворсом, способным выдержать любой мороз
Вездеход рявкнул возле самой избушки и заглох. Вой ветра усилился, снежные заряды били в окна, с силой царапая стекло. Собаки рвались из пристройки, надсадно и с хрипом лая на непрошеных гостей. Сквозь вой ветра, скрежет снежных зарядов и лай собак как-то даже неестественно раздались человеческие голоса
– Се – мён! Се – мён! – кто-то усиленно звал хозяина избушки. – Семён! Ты живой!?
Выпрыгнувшие из вездехода люди подошли к избушке и, вдруг отпрянув, нерешительно остановились. Из-за приоткрытой двери показалась оскаленная волчья морда. Минуты три пришельцы переговаривались между собой, поглядывая на дверь, но больше из избушки никто не появлялся.
«Померещилось, или шаман пугает», – решили гости и, посмеиваясь над своими страхами, потянули за ручку низкой двери.
Дверь отворилась, и в клубах морозного пара через порог переступили два человека. Первый был председатель колхоза, второй – водитель вездехода
– Семён, ты где? – председатель удивлённо оглядел маленькое помещение. В углу горела керосинка, едва освещая убогое внутреннее убранство. В избушке никого не было. Спутники переглянулись. Странно, кто-то же выглядывал из двери. Вдруг за лампой что-то шевельнулось. От угла, как будто выйдя из стены, отделился хозяин избушки.
– Фу, напугал, чёртов шаман. Еле добрались. Принимай непрошеных гостей. Если бы не пурга, ни за что бы к тебе не завернули. Ты пургу нашаманил?
Семён выполз из угла и присел на краешек скамьи:
– Старый стал, сил уже нет. Пургу нашаманил, а дорогу закрутить уже не смог. Видно, верхние люди отвернулись от меня. Чай пить будете?
– У нас и покрепче кое-что найдётся. Давай строганину, – председатель раскрыл объёмную сумку и небрежным жестом выставил бутылку «Московской». Гости сняли полушубки и нерешительно остановились посреди избушки, ожидая приглашения, но хозяин молчал. В затянувшейся паузе раздался жуткий вой. Председатель с водителем вздрогнули и взглянули на хозяина. Семён сидел спокойно, он отодвинул бутылку и криво улыбнулся:
– Сколько лет меня знаешь, а никак не запомнишь. Не пью я. Курить курю, а вот пить – нет. Так и дед мой, великий шаман, завещал.
Председатель ухмыльнулся и, подмигнув водителю, подсел к столу:
– Ну, ты как знаешь, а нам бы и согреться не мешало. Утром уедем. Нам ещё стадо найти надо. Где-то западнее твоей берлоги с вертолёта оленей видели.
Семён вновь улыбнулся своей кривой улыбкой:
– Нету там стада. Тебе на юг ехать надо.
Председатель поперхнулся куском хлеба:
– Ты-то откуда знаешь? Ты от избушки только на километр отходишь.
– Мне верхние люди говорят, – Семён разлил по кружкам круто заваренный чай. – Поторопись, председатель, как бы беды не было. Вездеходка твоя шибко ненадёжна.
Председатель и водитель одновременно сплюнули через левое плечо – накаркает нечистый, и сгинешь в тундре.
***
Сейсмоотряд отрабатывал последние километры. Болотоход, урча и попыхивая выхлопами, вперевалку тащил балок сейсмостанции. Два тягача с поднятыми кузовами уже поджидали на стоянке. Размотанные «косы» чернели змеевидными линиями вдоль профиля. Болотоход не торопясь подъехал к стоянке, и тракторист, заглушив двигатель, уже хотел спрыгнуть с гусениц, как вдруг взгляд его уловил какое-то движение в тундре.
– Степаныч! – окликнул он оператора. – Вроде, что-то движется по тундре.
Оператор, прищурив глаза, внимательно вгляделся в еле заметную точку, скользящую от горизонта. Волк. Оператор махнул одному из водителей. Тягач резко сорвался с места и мягко покатил в сторону странного движения. Через несколько минут он догнал громадного серого зверя. Волк будто и не хотел убегать от вездехода. Приостанавливаясь и оглядываясь, он трусил по тундре. Внезапно волк остановился и, подняв к небу оскаленную пасть, завыл, затем бросился в сторону и исчез за ближайшим бугром. Водитель остановил вездеход и увидел двух человек, медленно бредущих по тундре. Разместив неизвестных в тягаче, он доставил их на сейсмостанцию. Из кабины выползли два сильно обмороженных человека. В одном из них оператор узнал председателя колхоза, на территории которого работал отряд. Отогревшись, мужики рассказали, как ехали на поиски отбившегося во время пурги оленьего стада, как ночевали у шамана и затем два дня крутились по тундре, так и не обнаружив оленей. И вот сегодня утром внезапно заглох двигатель вездехода. Если бы не сейсмоотряд, навряд ли в живых остались. Накаркал шаман проклятый. Пока разговаривали, тягач притащил колхозный вездеход. Водители залезли под капот, и оттуда раздались удивлённые возгласы. Позвали водителя вездехода и указали на двигатель. Сбоку зияла большая дыра. Заметно было, что вырван клок по старой трещине. Явно проглядывался заводской брак. Как он ещё работал, было совершенно непонятно. Вот тебе и шаман. Прав был Семён Бугра.
На следующий день за колхозниками прилетел вертолёт, а через неделю председатель прислал трактор за вездеходом. Случай забыли. Но уж больно заманчиво было взглянуть на живого шамана. Правда, председатель предупреждал, что если шаман не захочет, то никто его не найдёт. Но место избушки на карте указал точно и при этом добавил, что почти рядом с избушкой, возле самой реки, лежит целая гора пустых бочек. Бочки были в дефиците, и оператор уговорил начальника партии, якобы, съездить за ними на побережье.
День был ясный и солнечный. Вездеход, с полностью заправленными баками, помчался к устью Талоты. По профилю быстро преодолели половину пути. Затем, переваливаясь с одного бугра на другой, двинулись на север. Миновали хорошо заметный лесок с редкими ёлками. Ясно виднелись высокие пеньки. Кто-то недавно заготавливал дрова, значит, где-то рядом было жильё. Вот и гора пустых бочек. Загрузив десять бочек в кузов, принялись кружить вокруг в поисках избушки. На свежем снегу отчётливо был заметен след нарт. След проходил возле пустых бочек, заворачивал к лесочку и внезапно пропадал. Другим концом он захватывал настороженные капканы и замыкал большой круг возле, всё тех же, бочек. Избушки не было.
Внезапно воздух наполнился серой мглой. Откуда-то сорвался ветер, закружил воющим вихрем. Снежные заряды с силой рвали брезент кузова. Водитель попытался высунуться из кабины, чтобы разглядеть пропавший след, но жёсткий снег мгновенно забил глаза, и пришлось остановить вездеход. Вокруг ничего не было видно. В наступившей темноте слышно было только, как гудит ветер и хлопает брезент кузова. Вдруг что-то с силой ударило по переднему стеклу. Водитель приоткрыл дверцу и в ужасе отпрянул. На него из мрака пурги смотрела оскаленная волчья морда. Через секунду видение исчезло. Водитель оглянулся на пассажира, тот спокойно пил чай из термоса
– Ты чего? – тихо спросил он
-Да так, померещилось, – ответил дрожащим голосом водитель.
Часа два длилась злобная песня, и так же внезапно всё стихло. Всё так же светило солнце и ярко сверкал снег. Будто и не было сумасшедшего ветра, и не крутила буйная метель.
Целый день мужики кружили по спирали вокруг проклятых бочек. Избушка как сквозь землю провалилась. Уже к вечеру, заглушив двигатель, остановились перекусить. Тишина давила на барабанные перепонки. Ветер давно стих, и слышно было, как с гусениц вездехода падали куски налипшего снега. Внезапно откуда-то из тундры раздался нечеловеческий вопль, и, как бы вторя ему, где-то завыли собаки. И столько было тоски и животной боли в этом звуке, что мурашки пробежали по телам путешественников, и от жути волосы зашевелились на головах.
Топливо было на исходе. Надо было возвращаться на базу. Решили, что попозже ещё вернутся на это место. Не верилось, что не смогут найти эту заколдованную избушку, да и собачий вой указывал на присутствие жилья.
Когда до базы оставалось метров двести, внезапно заклинило коробку передач. Случись это посреди тундры, считай, два замерзших трупа. Будто шаман предупреждал, чтобы не лезли больше в его жизнь. Да и правда, потом уже, летом, разобрав коробку передач, водитель долго обалдевши смотрел на две шестеренки, между которыми торчал неизвестно как попавший туда болт. Больше шамана не искали.
***
Шаман стоял на пригорке и из-под ладони всматривался в сероватую даль, рядом лежала уставшая упряжка. Целый день он кружил по тундре, уводя вездеход от своего жилья. Наконец неизвестные выдохлись. В сумерках было видно, что вездеход стоит возле пустых бочек и сейчас отправится в обратную дорогу. На широком лице шамана появилась улыбка.
Он поднял голову к слабо мерцающим на небе звёздам и закричал. Собаки вскочили со своих мест и принялись с надрывом выть, признавая в крике шамана первобытный призыв далёких предков. А шаман всё кричал, перебирая гортанные звуки. Серый вожак подхватил боль полярной тоски, но не смог дотянуть до конца. Голос рассыпался по тундре и затих где-то вдали.
(с) Анатолий Цыганов