Несколько раз в месяц в поезда Сыктывкар – Печора, следующую до Усинска, попадаешь, как в малинник. Вагон, забитый в другие дни суровыми мужиками, съезжающимися на нефтяную вахту со всей России, в эти дни расцвечивается всеми красками радуги и пропитывается запахом духов: девчонки едут на работу.
Северный Вавилон
Нефтяной бум, начавшийся на Севере в 1998 году с повышения мировых цен на черное золото, за пять лет перепахал и уклад жизни города нефтяников. Усинск, бывший и прежде северным Вавилоном, сегодня стал настоящим общероссийским перекрестком. На нем на месяц сталкиваются жители татарских сел и вятской глубинки, алтайских нагорий и оренбургских равнин. Сталкиваются, чтобы стать временным коллективом, заработать деньжат и разъехаться на короткий отдых по домам.
Вахтовик – главное действующее лицо не только на усинских нефтепромыслах. Он определяет ритм местной жизни и всю ее суть. Вокруг вахтовиков складывается особый мир со своими ценностями, со своими законами, с собственной сферой обслуживания. Уже есть рэкетиры, воры и , специализирующиеся исключительно на вахтовиках, есть целый пласт мирного населения, существующего за счет оформления кочевым людям приглашений, временных прописок, сдачи им углов.
На нефтяном Севере появились и свои передвижные бордели. Совсем как у американцев, воевавших недавно за ближневосточную нефть.
Большая дойка
Вахтовики народ осторожный. Станешь таким, если сам статус временного работника определяет почти полное бесправие человека в вопросах трудоустройства. Сегодня ты лишнее, завтра в твоих услугах уже никто не нуждается. Потому, наверное, в Усинске так трудно разговаривать с приезжими людьми. Зато в поезде вахтовики, оттаивающие с помощью пива и водки после студеной Харьяги и ледяного Возея, охотно расскажут случайному попутчику о том, как буквально в два-три года вокруг них сформировалась разветвленная система . От бабушек на железнодорожных разъездах, предлагающих бруснику, пирожки и вареную картошку с грибами, до представителей доблестной московской милиции, которые, наверное, по запаху безошибочно выхватывают из толпы пассажиров на Ярославском вокзале мужиков, возвращающихся с Севера с карманами, набитыми длинными рублями. Процедура дойки прибывающих на поездах из Республики Коми давно устоялась и не слишком докучает кочевым нефтяникам. Пятьсот рублей человеку в погонах – и ты уже свободен. Незнание этого приводит новичков к утомительным проверкам личности и досмотру багажа, которые тянутся аккурат до тех пор, пока не уйдет нужный тебе поезд. А если будешь трепыхаться, могут и административное дело оформить. Тех, кто едет с вахты в первый раз, более опытные предупреждают: не дай Бог оставить в поезде ставший вроде бы ненужным билет до Москвы. Рэкетиры в погонах обязательно обставят дело таким образом, будто ты находился в столице нашей Родины без регистрации. А это пахнет уже гораздо более солидной взяткой. Вахтовик Толя, вот уже год курсирующий между Усинском и городом Воронежем, в сердцах заметил: .
И невинность соблюсти
В сфере обслуживания вахтовиков проституция и прежде занимала почетное место. Но массовая вахтовая проституция – это то, что появилось в Коми и в соседней Кировской области буквально в нынешнем году. Несколько месяцев назад ряд сыктывкарских фирм, специализирующихся на предоставлении интимных услуг и действующих в столице Коми практически легально, разместил в местных газетах объявления о наборе девушек на работу в городе нефтяников. Стандартные фразы о том, что , мало кого способны обмануть. Понятно, что идет набор не поварих на промыслы. И уж тем более, не каротажниц на буровые. Работник рекламного отдела одной из респектабельных сыктывкарских газет рассказал мне о том, какое изумление вызвал у подательницы подобного объявления отказ разместить рекламу на страницах издания.
– Но мы же делаем почти одно дело, – резонно заметила она. – Журналисты занимаются второй древнейшей профессией. Мы первой.
Конечно, единичные отказы газетчиков рекламировать порок ничуть не меняют всей диспозиции. Объявления о наборе проституток, чуть-чуть завуалированные общими словами, сегодня такой же привычный рекламный товар в наших провинциальных СМИ, как реклама макарон или памперсов. Забавно лишь наблюдать за тем, как солидные руководители некоторых СМИ на публике демонстрируют свои . В одной из телевизионных передач этого года ведущий задал редактору газеты, которая первой поставила на поток рекламу и объявления из сферы , прямой вопрос:
– Как вы поступаете, если приносят объявление, которое адресовано клиентам интим-фирм?
Редактор, честно округлив глаза, ответил без паузы:
– Выбрасываем в корзину! А потом моем руки. Хотя не исключено, часть таких объявлений просачивается в печать, поскольку речь в них идет просто об услугах. Без расшифровки.
Это называется: и невинность соблюсти, и капитал приобрести!
Реклама делает свое дело. Судя по сегодняшним расцвеченным девчоночьими костюмами вагонам на Усинск, спрос на вахтовых проституток имеет хорошее предложение. Еще бы! Провинциальных девчонок вахтовая работа манит россказнями о баснословных заработках и невиданной щедрости нефтяников. Но главное, вахтовая работа притягивает своей анонимностью. Ведь проституция в родном городе может навсегда испортить репутацию. Не стоит думать, что свои кадры интим-агентства формируют только за счет девочек и мальчиков из неблагополучных семей. Среди проституток есть люди с образованием, с профессией, а иногда даже с достаточно высоким социальным статусом. Для них полная анонимность становится порой необходимым условием профессии. Есть среди просто нормальные девчонки, мечтающие в конце концов встретить хорошего человека, родить ребенка, завести семью. Они как огня боятся славы женщины. Вахтовый метод лучше остальных помогает укрыться от этого.
Катя с острова Колгуев
Среди девчонок, курсирующих по маршруту Сыктывкар – Усинск, есть носительницы уникальных жизненных историй. Конечно, рассказы типа: , чаще всего выдуманы специально для клиентов с криминальным прошлым, в фольклоре которых связка имеет значение. А вот каково, если проститутка говорит, что родилась она в чуме, вспоена оленьей кровью и воспитана на традициях…
С Катей Снежковой (фамилия по понятным причинам изменена) я весь долгий путь от нефтяной столицы Коми до просто Коми столицы провел в одном купе. Не подумайте ничего дурного – девчонки в поезде глупостями не занимаются. Этому поспособствовала только прихоть вокзального компьютера, выдавшего места для юных вахтовичек в разных вагонах. Катино лицо с двумя миндалинами глаз имело те характерные признаки, по которым коренного обитателя Большеземельской тундры не спутаешь ни с кем другим. Да и статью, тонкая и гибкая, как тростинка, она напоминала грациозного олененка, делающего первые шаги. Может, потому и сложилось наше знакомство: Катя родом с острова Колгуев, где когда-то побывал и я. По рассказу Кати, ее мама в середине восьмидесятых перебралась с острова в Баренцевом море на материк. Вышла замуж за крепкого пастуха-частника, кочевавшего в те годы между Амдермой и Воркутой. Но семейная жизнь оказалась недолгой. В осеннюю распутицу муж утонул, переправляясь на оленьей упряжке через бурную Усу. Мать Кати, нянчившая в то время первенца, на остров не вернулась. Осталась жить с родителями и братьями погибшего мужа. И вновь ей улыбнулась удача. Оленеводы в те годы часто приходили на зимовку к шахтерскому поселку Хальмер-Ю, где мама и познакомилась с будущим отцом Кати, горнорабочим с Украины. Но увидеть отца Кате довелось лишь на фотографии. За два месяца до ее рождения в лаве, где тот отбойным молотком добывал уголь, произошло обрушение кровли. Катина мать вернулась на Колгуев к родным, где и родила дочь. В 1995 году, после закрытия шахты и ликвидации поселка Хальмер-Ю, Снежковым, получившим статус семьи погибшего шахтера, государство выделило аж трехкомнатную квартиру в Ивановской области. Но прижиться на новом месте Катина мама не смогла. Продав жилье, она приехала с детьми в Сыктывкар. Немалая пенсия, которую они получали все эти годы за погибшего отца, и деньги, вырученные за квартиру в Иваново, постепенно растаяли. Мама лишь в последние годы устроилась на работу уборщицей. Катя одолела девять классов, выучилась на штукатура-маляра. Но работать не смогла ни дня.
– Разве с моим третьим разрядом куда-то примут? – виновато улыбается она. – А я больше всего на свете люблю приклеивать обои. И еще меня на практике все просили красить батареи изнутри. Только у меня такая тонкая рука, что проходит в любую щелочку.
– А ты пробовала устроиться? Все ведь когда-то начинают с третьего разряда. А, между прочим, мастера на ремонте квартир сегодня зарабатывают приличные деньги.
– А чего пробовать? И так известно. Да и голова у меня от запаха краски кружится.
Впрочем, вахтовая жизнь, по оценке Кати, не слаще доли штукатура-маляра. Девчонок в Усинске селят в снятых на время квартирах. Чаще всего в однокомнатных (жилье в Усинске страшно дорогое), набивая ими, как бочковой селедкой, даже кухни и прихожие. Кате это не кажется страшным: она жила в чуме, где вокруг железной печки-кубовки плечом к плечу спят сразу несколько семей. Работать ей приходится примерно в такой же квартире, где койки товарок порой отделены друг от друга лишь тонкими простынями. Катя давно избавилась от иллюзий о сумасшедшей щедрости вахтовиков. Слишком тяжело достается мужикам на северных промыслах копейка, чтобы они могли ее проматывать с легкостью. О завтрашнем дне Катя не сильно задумывается: . Хотя иногда ей, по собственному признанию, до дрожжи хочется вновь оказаться на Колгуеве. Но это бывает, когда ее уж очень сильно обижают. А это случается не часто. Мужчины на Севере, как правило, добрые и ласковые, говорит она.