Выходное чтиво: “Где-то между Ухтой и Воркутой”

На Новогодние каникулы к нам часто приезжал родственник с севера, дядя Вова. Я был довольно мал, и для меня мир географически делился на «юг» и на «север».

На юге было тепло, было море, песок, пляжи и надувные матрасы. На севере было холодно, всегда снег, белые медведи и суровые бородатые мужики со сложными приборами, которые жили в вагончиках и ждали вертолета. Все они были похожи на дядю Вову. Мы жили где-то посередине, в обычном мире, с панельными домами, тротуарами, универсальными магазинами, автобусными остановками, дачами и московскими конфетами.

Обычно по приезду дядя Вова первые два дня спал. По мере адаптации дяди к нормальной жизни по квартире начинал разноситься его басовитый голос, запах молотого кофе и болгарских сигарет. Родители очень любили его слушать. Вечером меня отправляли в детскую спать, но прежде чем уснуть я примерно полчаса вслушивался в рассказы дяди. Звучали какие-то странные названия – Нарьян-Мар, Лабытнанги, Воркута, Печора, Ухта, Салехард, Нижний Одес, Харьяга и много других. Среди моих друзей мало кто слышал про эти города, родственников из тех мест тоже ни у кого, кроме меня, не было. В школе на географии эти названия не упоминались (пожалуй, только Воркута и Ухта). И мне казалось, что эти места, находятся в каком-то небольшом замкнутом пространстве, за каким-то барьером, за которым начинается мифический «север», и попасть туда можно только через бесконечную ледяную пустыню. Ну и само собой, в моем представлении все города «на севере» находились недалеко друг от друга, и там все друг друга знали.

Уже позже, когда в моей комнате повесили большую географическую карту мира, я с удивлением обнаружил, что «север» намного больше, чем мне представлялось. А еще позже, при дальнейшем изучении карты, я понял, что дядя Вова был далеко не везде, несмотря на то, что «изъездил весь север».

Еще более странное открытие ждало меня много лет спустя, когда после института меня решили по распределению направить работать в Усинск. Как только я об этом узнал, сразу пришел к дяде Вове, предвкушая полезный и увлекательный рассказ о жизни в этом городе. Дядя Вова был тогда уже на пенсии и, как ни странно, ничего внятного про Усинск сказать не мог.

– Ну, была такая станция, – после долгого напряжения памяти сказал он, – проезжали на поезде, вокзал там с козырьком. А так, ничего особенного, обычная дыра. Давай лучше я тебе расскажу, как на Ямале навагу спиннингом ловил…

Интернет в то время, был далеко не у каждого, а у меня даже и компьютера не было. А знать-то хотелось, что меня там ждет, что за город такой, Усинск? Начал спрашивать у знакомых. Ноль. Никто и названия такого не слышал.

– Минусинск? – переспросила преподаватель истории, – Ну, это далеко, туда декабристов отправляли в ссылку, старинный город, основан в 1739 году. В ссылку значит ссылают? Ну-ну. – Усинск что ли? Ну как же, знаю, я там пять лет дороги строил, вот этими самыми руками, – веско протянул пожилой физрук и показал руки в наколках, – железобетонные плиты вездеходами привозили, а мы их в тундре клали. Ну как клали? По всякому было, кидали в нужном направлении, а как, и на что они ложились – тогда мало кого волновало.

Больше думали о том, как бы самим не загнуться в тех краях. А зачем ты в Усинск собрался? Там же нет ничего. Болота одни. В поход что ли?

– Уси-и-инск? У, брат. Точно не скажу. Где-то между Ухтой и Воркутой – сказал преподаватель географии и тупо ткнул пальцем в карту. Почему-то сразу вспомнилась песня про Бологое.

Другой информации об Усинске я достать не смог.

В деканате мне, конечно, объяснили, что все под контролем, билеты организация оплачивает, выделят подъемные на первое время. Жилье в общежитии. Дали контакты. Телефон, телеграфный адрес, сказали к кому обратиться. Пожелали трудовых успехов.

Сборы прошли суетно, мало что помню. Очнулся уже в плацкартном вагоне. На весь вагон только одна женщина, и та – проводница. В вагоне было довольно шумно. В каждой секции была кампания мужчин, которые непрерывно разговаривали, спорили, смеялись. Они были не очень трезвы, в меру веселы и ароматны. Это были так называемые «вахтовики». Весь вагон ехал в Усинск, как и я. Эта веселая атмосфера сопровождала меня все три дня пути. В вагоне я постоянно демонстративно глотал поливитамины, а окружающим говорил, что это очень сильные антибиотики, доктор назначил. Этим я обеспечил себе трезвое путешествие, а на любое предложение выпить испуганно отвечал: «Нет, нет! Я же на антибиотиках!»

В поезде я узнал много того, про что дядя Вова не рассказывал. Узнал про северные надбавки и льготы, про многомесячные задержки зарплаты во многих организациях, про особенности рыбалки на реке Колва, про «убитую» дорогу до Харьяги. Про то, в каких магазинах лучше всего закупаться, чтобы не нарваться на просроченные продукты. Услышал кучу всяких советов на разные случаи жизни. Книжной «северной романтикой» от всех этих советов и не пахло. Скорее они были похожи на инструкции по выживанию. За окном были сплошна тайга и болота, иногда на остановках к вагону подбегали бабушки, предлагали различную закуску, пирожки. Пирожки мигом раскупались «вахтовиками».

Не смотря на теплую и дружескую атмосферу в вагоне, один неспокойный гражданин в спортивном костюме умудрился с кем-то поссориться, сломал титан, ошпарил проводницу кипятком, разбушевался не на шутку, и его высадил в Печоре наряд милиции. Его товарищи отнеслись к этому философски: «Ну а как ты хотел? Бывает. Пирожков объелся. Придет в себя – догонит следующим поездом».

Ну как то так, ни шатко ни валко, доехали мы до станции Усинск. Меня, как и обещали, встретили, отвезли в общежитие. Общежитие располагалось в двух обычных квартирах обычной брежневской девятиэтажки. Окна выходили во двор. Вид из окна был невообразимо серым, и я слегка впал в уныние.

Не буду рассказывать, как я адаптировался к новой жизни, к новому быту, к соседям, к работе. Все было не очень гладко, но вполне сносно. Но все же, в первые две недели меня преследовало ощущение, что я попал на другую планету. На такую же, но на другую. Бетонные серые девятиэтажки двора вызывали у меня ассоциации: то со стенами гигантской нежилой заброшенной комнаты, то с каменным колодцем, на дне которого молчаливые дети качались на качелях, издававших тревожный скрип.

Да, про это дядя Вова не рассказывал. Я не ожидал, что таинственный «север» так будет похож на склеп. А где северное сияние? А где красная рыба? А где черная икра? А где ледоколы, бороздящие Северный Ледовитый океан? А где белые медведи? Про пингвинов вообще молчу (потому, что они водятся только в южном полушарии).

Из ступора меня вывел Сергей, коллега по работе. В субботу предложил прогуляться в лесок, набрать грибочков.

– Какой лес? – ответил я ему. – Хочешь, что бы меня вообще «расплющило»?

Но Сергей был настойчив, мы надели резиновые сапоги, шапки с москитными сетками и пошли в лес, который начинался сразу за домом. В лесу меня немного «размагнитило», и я начал дышать полной грудью. По мере продвижения по мягкому пахучему мшистому ковру, усыпанному ягодами, мне становилось все веселее и веселее. Мы шли все дальше от города. Сергей каждую минуту наклонялся и срезал очередной гриб. Особым почетом у него пользовались красноголовики. К моему удивлению, лес был почти такой же, как и в наших краях. Те же сосны и ели, те же березы, только пониже. Те же ягоды, те же грибы, те же дятлы.

– А что это за черная ягодка, на маленьких веточках, как у елочки? – поинтересовался я, – У нас такая не растет.

– Это шикша, она же вороника. Очень полезная ягода, настойка из нее знатная получается, – ответил Сергей и продемонстрировал мне полное ведро грибов. – Ну что, пошли обратно? Я тебе еще покажу целые заросли жимолости. Она тут на склонах оврагов растет. А осенью за морошкой и клюквой пойдем.

Обратно мы шли другой дорогой. Выходили к пойме реки Уса, пересекали овраги, с мелкими речушками, встретили стаю собак и даже компанию детей на велосипедах. По деревьям шустро прыгали белки. Воздух был удивительным. Приятная смесь хвои, уже пожелтевшей листвы, переспелых ягод и мха. «Такой воздух продавать бы по пять копеек за баллон», – отчего-то подумалось мне.

В итоге, за три часа лесной прогулки я совсем забыл, что я «где-то не там», «где-то на севере», реальность приобретала всё более привычные формы.

Вечером мы сидели на летней веранде Серегиной дачи на старых креслах-качалках.

– Представь, хорошие кресла кто-то выбросил, оставил прямо у подъезда, – объяснил Серёга. – Я их подобрал – для дачи сгодятся. Почти как новые. Я только сидения подремонтировал.

На электрической плитке ароматно варился грибной супчик с картошкой и луком, на сковородке жарились сыроежки. Мы пили чай с травами и неспешно вели разговор, отмахиваясь от мошкары. С соседнего участка слышался задорный детский смех, над дачами разносился приятный банный запах. На душе было легко, как в детстве. Сергей рассказывал о том, что на его даче уютно и зимой, если запастись дровами. Под его рассказ я даже немного вздремнул прямо в кресле. День подходил к концу. Довольно неплохой день. И я подумал, что впереди меня ждет еще много подобных дней где-то среди болот и лесотундры между Ухтой и Воркутой.