Выходное чтиво: “Шаг в море”

Очень трудно сделать первый шаг…
Первое – оно всегда возникает ниоткуда и, по обыкновению, уходит в никуда. Это – как первый снег, долгожданный, холодный, радостный, но сразу тающий на ладони. Много позже, во время долгого зимнего снегопада, юные снежинки просто согревают память, и никому не приходит в голову радоваться тому, чего уже есть так много. Так непомерный труд первого шага забывается уже к середине пути, ведь впереди есть новая загадка – конечная цель, которая манит и зовет, и разительно отличается от начала…

ЮЛЯ, наши дни.

Юля сидела в самом настоящем шатре. Перед ее глазами плескалось Средиземное море, легкий бриз гнал волны, которые переливались на солнце, ярком и раскаленном добела. Шатром было маленькое кафе, столики прямо на улицу еще ранним утром вынесли юркие и молодые турки, которые разговаривали теперь где-то в темной глубине помещения на своем гортанном языке, а к Юле, улыбаясь, обращались на смеси немецкого и английского, прибегали даже на поворот ее головы, предлагали то напитки, то фрукты. Юля лениво потягивала легкий коктейль и читала книжку, которую привезла с собой из России, но чтение не шло, плавные, будто расплавленные турецким солнцем мысли уводили то домой, в Светлоград, то в уютный номер в отеле, в котором она поселилась несколько дней назад, то просто бродили где-то в глубине сознания, не напрягая его, этого сознания, не создавая никакого дискомфорта…

– Hello, lady! May I take this place?

Юля от неожиданности сразу растеряла весь свой и так небольшой багаж английского языка.
Перед ней стоял незнакомый, дочерна загорелый высокий мужчина. Его светлые, выгоревшие на солнце длинные волосы были перехвачены сзади в хвост, кисти мускулистых рук тяжело лежали в карманах выгоревших на солнце джинсов, картину довершали солнцезащитные очки на макушке головы.

Юля не знала, что ему ответить, и не потому, что забыла, как по-английски «да» или «нет», ведь коротко ответить несложно.

Мужчина постоял еще немножко, и уселся за Юлин столик, так и не дождавшись приглашения.
К нему тут же подбежал официант с бокалом светлого пива, мужчина коротко поговорил с ним на турецком.
«Местный завсегдатай не первой молодости, – наконец решила Юля. – Но почему у него светлые волосы и, кажется, зеленые глаза?»

Мужчина улыбнулся ей. Разговор он не начинал, но и молчать с ним почему-то было легко. Юля перелистала несколько страниц книги, закрыла ее и встала. Мужчина галантно и очень непринужденно встал из-за стола тоже. Улыбки уже не было на его лице, но он продолжал вглядываться в Юлины глаза, и ей стало не по себе. Постояв немного, она вновь присела на стул.

– Вы русская, – утвердительно проговорил мужчина. – Очень молодая и невозможно красивая!
Его «русский» был родным, а не выученным здесь, на турецких берегах, глаза лучились этакой «чертовщинкой», свойственной лишь представителям сильного пола ее Родины, но манеры были какими-то странными, старомодными, что ли?

– Простите, – заговорила Юля, – Вы кто?

– Меня зовут Тони, – коротко отрекомендовался мужчина, все еще стоя перед ней, – Я – местный житель, и, как Вы успели заметить, намного старше Вас.

«Ну вот, он прочитал мои мысли, этого еще не хватало, – подумала Юля, неожиданно повеселев, – И что же дальше?»

– Я – Юля.

– Очень приятно.

Потом они гуляли по берегу чужого моря, такого притягательного и манящего отдыхающих не только с их Родины. Воздух звенел от громких немцев и томных французов, английской речи было мало. Русский же говор перекрывал все остальные.

Прошло уже несколько часов с момента их встречи в кафе у моря, а они не сказали друг другу и десятка фраз. Тони остановился, взял Юлину ладошку, которая сразу утонула в его большой ладони, медленно поднес к губам.

– Я найду тебя, – тихо сказал он. – Но мне уже пора…

И ушел, оставив Юлю одну у моря, с книжкой в руках…

… Возвратившись после ужина в свой номер в отеле, Юля горько раздумывала над тем, что она не имеет право ни на это случайное знакомство с Тони, ни на какие-либо другие романтические отношения с любыми другими людьми здесь, ведь она уже обещала свои «руку и сердце» милому русскому однокласснику…

… Пашка ворвался в ее жизнь неожиданно, несколько лет назад, еще в школе. Впрочем, знакомы они были давно, учились в одной школе, но Пашка, «бунтарь-одиночка», к которому лет с двенадцати стал захаживать «домой, к родителям» участковый милиционер, до каких-то пор внимания на нее не обращал. Юля никогда не была «подарком».

Классная руководительница, Ювеналия Семеновна, не раз выговаривала Юлиным родителям, что их дочь остра на язычок, за словом в карман не полезет. А потом, в 9 классе, Юля подралась с Веркой после уроков. Драка была по всем правилам этого школьного искусства, один на один, вернее, одна на одну. Вокруг стояли кольцом мальчишки, стайками «группировались» девочки. Повод для драки был более чем серьезный: Верка принесла в класс еще утром маленькую дворняжку, а потом забыла ее в кабинете биологии, где был последний урок, щенка обнаружила только утром школьная уборщица, дрожащего и голодного, да еще обглодавшего за ночь чучело совы, гордость школьной биологички.

Класс выстроили в школьном спортзале, директор потребовал объяснений. Верка молчала. Дворняжка, выпущенная уборщицей для «опознания», подбежала к Юле и стала радостно повизгивать. Они с дворняжкой были знакомы давно, Юля подкармливала ее по утрам перед уроками чем-нибудь, принесенным из дома, щенок жил на улице возле школы, позабытый и позаброшенный людьми. Этого оказалось достаточно: Юлю исключили из школы «условно», на одну неделю.

Верку во время драки Юля ударить не смогла, лишь с силой оттолкнула ее от себя, когда та набросилась на нее с кулаками, и ушла с поля битвы. Тогда она долго бродила в школьном саду, прячась от людей, думала о том, как несправедлив мир.
Было уже поздно, а Юля домой не возвращалась. Родители ее, видимо, искали, она даже слышала их голоса, звавшие ее. Нашел Юлю Пашка. Молча дал ей носовой платок, взял за руку и повел домой.
С тех пор Пашка стал ее верным рыцарем. Юля не знала, хорошо это, или плохо. А потом Пашку задержала милиция, был суд, ему дали «условный» срок. Пашка говорил Юле, что теперь они равны, только условные сроки – разные, у нее – на неделю, у него – на два года…

И после школы ничего не изменилось, хоть и виделась Юля с Пашкой даже не каждый день. У Пашки были «дела», и всегда водились деньги. И путевку в Турцию купил ей Пашка. Значит, она должна быть ему благодарна.

Но сейчас Юля была благодарна Пашке только за «одно-единственное» – за встречу с Тони…
Юля вышла из номера, сдала ключ портье. Решила – надо сходить в то кафе, где она была утром. Но столиков на набережной не было, помещение самого кафе было закрыто стальной решеткой, из-за которой пробивался полумрак.

– Ну и дурочка же я! – разозлилась Юля сама на себя, и побрела в отель…

АНТОН, начало восьмидесятых…

В кабинете горкома ВЛКСМ, его второго секретаря, пахло плесенью, несмотря на то, что в нем уже несколько дней как воцарилась настоящая мохнатая ель в эмалированном ведре, «задрапированном» чем-то белым, и которая источала свежий, лесной дух.
Но запах плесени все перебивал, Антон не мог избавиться от него уже долго, практически с момента своего «воцарения» в этот кабинете, хотя использовал новомодные, привезенные начальством из-за «бугра» дезодоранты.

…Работа была – «не бей лежачего», заноси в учетные карточки «сводки из районов», относи «наверх» в папочке «для сведения», разъезжай по тем же районам на начальственном козлике, поднимай «дух молодежи», или как говорили: « – Курируй!»

Он и «курировал» с удовольствием.

Опять сегодня с утра, на совещании в кабинете «первого», говорили о заграничной командировке, поглядывали многозначительно на Антона. «Первый» руку жал, «завтраками» кормил, обманет ведь, физиономия номенклатурная!

А вечером будет новогодний бал, и все придут на «елку» с толстыми женами в кримпленовых новомодных платьях, слава богу, что у него нет жены, хотя, как настойчиво намекают сверху, уже пора…

… Секретарша Танечка-красавица заглянула в кабинет, занесла чайку, показала красивые ножки в красных туфельках, помялась у порога, желая, видимо, намекнуть на некое событие, «с-о-о-всем случайно» случившееся недавно, после празднования «дня рождения города», и рассчитывая одновременно на праздник сегодняшний. Но Антон на происки не поддался, улыбнулся кисло, взялся за телефон. Танечка испарилась за дверью, громко и гневно застучала клавишами печатной машинки.
Вечер он проведет с Леночкой, ее возьмет с собой на торжество. Он подхватит ее, юную, прелестную и черноволосую, под локоток на ступеньках парадного входа, введет в полутемный зал, обнимет, затанцует под медленную, плывущую откуда-то сверху музыку, накормит «бедную студентку» невиданными «деликатесами», потом, возможно, пригласит к себе домой, благо родители в отъезде, а домработница уходит в шесть.

И ночь будет медленно перетекать в юный новый год, и он сделает Леночке «предложение руки и сердца», ведь нельзя же ехать в «заморскую страну» неженатым, но ведь Леночка нравится ему, и она никогда не узнает, почему он сделал ей «предложение» именно под этот Новый год …
…Но почему, почему ему стал сниться странный сон, что он давным-давно живет в некоем теплом, просто райском местечке, и говорят все вокруг не по-русски, и еще рядом с ним живет и дышит настоящее, живое море, которое ласкает его, шепчет ему на ухо только приятное, волнующее, и нет рядом людей, тем более никаких комсомольцев и начальников, никого нет, даже Леночки!

Хотя – есть девушка, и девушка – другая, юная, смеющаяся и голубоглазая, в огромной летней шляпке с полями, почему-то оттеняющими ее лицо, снять бы эту шляпку, отбросить от этого нежного, и такого родного лица, вглядеться в ее глаза, и любить ее, любить, утонуть в любви, как в море…

ЕЛЕНА, начало восьмидесятых…

– Ленка, дай джинсы поносить!
– Сегодня, не могу, Любаша, сама их надену!
– Зачем красоту прятать? – Подружке, соседке по общежитию Любаше, очень хотелось нацепить Ленины новые «Левисы», но лестный намек на красоту ног не позволил Лене более упрямиться, придется вечером идти в юбке.
Любаша не унималась:
– Лен, а он ничего себе, клевый! Какие волосы, какие глазки!
Ничего себе – «клевый»! Он – исключительный, замечательный, галантный, ослепительный, с шикарным чувством юмора, элегантный, влюбленный в нее, черт возьми, Антошенька, но – «клевый»?
Длинные, светлые волосы Антона, его зеленые глаза действительно сводили с ума не одну девушку.
– Где ты его видела?
– Как это где? – Любаша стремительно запихивала свои более чем пикантные формы в ее джинсы, уже стоя практически у дверей.
– На прошлой неделе на комсомольском собрании, он в президиуме сидел, торжественно юного передовика производства в комсомол принимал, Витьку Егорова, не помнишь, что ли?
К своему стыду, Лена то собрание «прогуляла», ходила по магазинам, искала себе джинсы, но купила их на барахолке «с рук».
– А что Антон делал в президиуме?
– Лена, ты что, не знаешь, с каким кавалером встречаешься? Он же секретарь горкома комсомола, в «белом доме» сидит!
– Знаю, – отозвалась Лена, помедлив.
– Не знала, не ври, – Люба пошла в наступление. – Зачем спрашивала? Он что, лапшу тебе на уши вешает?
– Просто не заходил разговор, Люба, – Лена как-то неожиданно устала, куда-то исчезло радостное напряжение от ожидания свидания, причем какого – под Новый год…
Уже и Люба давно ушла, а Лена все сидела на своей кровати с юбкой в руках, и не было сил встать, одеться и пойти навстречу своей новой, еще недавно так манящей жизни…
Вспомнила, что стал сниться с недавних пор ей один и тот же навязчивый сон: вот она бежит вдоль берега, от которого только-только отошел белый корабль, люди с палубы машут провожающим платочками, и среди них Антон, который смотрит на нее и молчит, рукой не машет ни призывно, ни на прощанье, а расстояние между берегом и кораблем стремительно переходит в годы…

АНТОН, наши дни.

Едва Антон спустился по ступенькам отеля, где жил, на улицу, как его подхватил порыв сильного ветра. С мужчины, шедшего впереди, слетела панама, и тот побежал за ней, смешно семеня короткими ножками в сандалиях. Ветер добрался и до Антона, разметал его длинные волосы, неблагоразумно не собранные в «хвост» дома, пришлось это проделывать на ходу. До массажного салона, в котором работал Антон, было около 3 минут ходьбы, недалеко, до начала рабочего дня оставалось около часа, и Антон решил спуститься к морю.
У кромки моря ветер был еще сильнее, волны бежали наперегонки по лагуне, купалось всего 2-3 смельчака, конечно же, русских, к гадалке не ходи.
Антон думал о девушке, встреченной им несколько месяцев назад в пляжном кафе. Прекрасная, юная, молодая, в летящих одеждах, – Юлия… В Англии ее сразу же «перекрестили» бы в Джулию, в Италии – в Джульетту… Юлька, Юлечка, где ты теперь?
Антон нырнул в воду, поплыл сильно, мощно, быстро. Что странно, он никогда абсолютно не чувствовал своего возраста, своих сорока с небольшим «хвостиком», и никто на первый взгляд не давал ему больше 30, максимум 35 лет. Но к 30 годам невозможно проделать тот жизненный путь, доставшийся ему. Прошлое было его багажом, его тяжелой ношей. Любящий, близкий человек мог бы рассмотреть признаки этой прошлой нелегкой жизни во внезапно появляющемся странном оцепенении, на секунду или две сковывающем Антона, в выражении его глаз, в легкой седине волос. Но не было у Антона ни близкого, ни любимого человека рядом, а, впрочем, и нигде…
Антон вышел на берег, подхватил майку и шорты, надевать не стал, решив, что на солнце и на ветру тело быстрее высохнет.
В салоне было «благостно», играла расслабляющая музыка, «положительно влияющая» на клиентов, но до оскомины надоевшая Антону.
– Здравствуйте, Тони, – кокетливая дама в шляпе, русская, но давно живущая в Германии, она успела поведать об этом Антону еще на первом сеансе массажа, махала ему ручкой, одновременно вынимая из кресла свое грузное тело, – А вот и я!
«А я – вот», – мысленно ответил ей Антон, и заставил себя ей улыбнуться. – Прошу Вас!
Работа массажистом Антона не напрягала, клиенты, особенно клиентки, часто называли его руки волшебными, машинальный труд позволял уходить в свои мысли. Он не забывал об очередном клиенте, ведь проблемы их тел и сами процедуры массажа были разными, но сам разговоров с людьми не заводил, по опыту зная, что и массаж в таком случае будет более полезным. Но попадались разные личности, например, как эта вот очень разговорчивая и требовательная к ее собственной персоне русская немка, или немецкая русская, но, как понял Тони, она от России и русского языка уже отвыкла, а на новой Родине так и не прижилась, обрела лишь «барские замашки». Впрочем, они могли у нее появиться еще на генетическом уровне, это как рассудить…
Тони посмотрел за окно. Ветел понемногу утихал, море, краешком видное из салона, поблескивало на солнышке и резвилось. Мимо окна пронеслась небольшая стайка девушек в гидрокостюмах, у берега их ждала белая яхта с молодыми инструкторами по дайвингу, впереди у них была приятная морская прогулка и погружение на дно морское, и дай им бог! Для Тони все это давно экзотикой быть перестало…
Скоро – Новый год, и хочется в Россию, остро, до боли, как не хотелось никогда. Но кто она ему – Россия, давно о нем забывшая? Впрочем, где-то был номер телефона Лены, его бывшей жены, но захочет ли она увидеть его через столько-то лет?

ЕЛЕНА, 31 декабря.
«Форд» не заводился, хоть его тресни. Вчера и не помнила от усталости, как доехала до дома, как припарковалась, как поднималась на лифте на 7 этаж и открывала квартиру. Но о телефонном звонке она помнила точно, как будто только что, а не 7 часов тому назад, глубокой ночью, раздался телефонный звонок Тони. Именно так: – «Тони» – представился ей ее бывший муж Антон, казалось, навсегда и очень давно ушедший из ее жизни.
Он коротко сообщил ей, что приедет в Светлоград «по делам бизнеса» 31 декабря, и пробудет несколько дней. В памяти сразу и очень больно всколыхнулось давнее, много раз потом вспоминаемое предновогодье, бал, ожидание счастья… Но она также кратко сообщила ему, что живет по прежнему адресу, встречать новый год собирается дома, будут гости.
Машина все-таки завелась, и теперь Елена мчалась в аэропорт, встречать Его, мужчину своей жизни. Ждать дома было выше ее сил, «гостей» она отменила, сославшись на нездоровье…

ЮЛЯ, 31 декабря.

Родители уезжали в «круиз». Вот ведь угораздило им уезжать прямо 31 декабря, и оставлять ее одну! Если бы они оставались дома, она бы могла сказать Пашке, что будет отмечать праздник с родителями. Но Пашка – упрямый, уже несколько дней делает «загадочные» глаза, готовит что-то для нее, не отвертишься…
Юля еще раз помахала рукой папе и маме, которые уже практически скрылись за турникетом аэропорта. Им-то хорошо, они – вдвоем, и увидят море…
На глаза нахлынули слезы, и сквозь их пелену она увидела Тони. Он улыбался ей, будто в ожившем сновиденьи, и стремительно шел навстречу из «зала прилета».
Уже через минуту он обнимал красивую женщину в серебристой шубке, бросившуюся к нему.

Юля спряталась за спину высокого дяденьки, державшего за руку маленького мальчика, и, не помня себя, бросилась вон из аэропорта, быстрее, быстрее, но куда?…

АНТОН, 31 декабря.

Он подумал, что сошел с ума… Он обнимал Елену, всем телом прильнувшую к нему прямо в аэропорту, но увидел, или ему показалось, что увидел, нет, точно увидел на одно мгновение такое знакомое, родное лицо его девушки-сна, или, все же, его девушки-яви?..

Он не помнил, как оторвал Елену от себя, боже, как неудобно, она просто не поймет и не простит, но это потом, потом…

Сколько кругов по городу они с таксистом «нарезали», он и не представлял себе, хотя водитель уже давно взмолился, что хочет домой, Новый год все-таки, но, видимо, уважение к странному, но щедрому пассажиру пересиливало…

Наконец Тони попросил остановить машину возле случайного кафе у шоссе, ярко и нарядно освещавшегося изнутри, чем-то напомнившего ему маленький белый прогулочный корабль…

Сердце учащенно забилось, когда он еще открывал стеклянные двери…

Юля сидела за столиком у окна, вглядываясь в темноту ночи, расцвеченную гирляндами и фейерверками.

– Здравствуй!

Она повернула к нему голову, вздрогнула, сразу появившаяся слезинка медленно поползла по ее щеке вниз…

Он вытер эту драгоценность с ее лица и спросил:

– Хочешь, я подарю тебе море?