Выходное чтиво: “Срамной случай”

Иван Зверев был неплохим трактористом. Регулярные рейсы в посёлок и обратно выработали у него даже привычку спать в тракторе, не обращая внимания на грохот работающего двигателя.

Обычно рейс длился двое-трое суток, и, хотя на трассе был обогревательный пункт, движение, как правило, не прерывалось. Обогревательный пункт содержался с начала зимы и до поздней весны, до той поры, пока существовал зимник. На пункте ставился балок, и в нём жил сторож, которому придавалась радиостанция. Водитель любого транспорта имел право отдохнуть и переночевать в балке, но механизаторы редко пользовались этим правом и налегали, в основном, на радиосвязь, передавая координаты продвижения.
Чтобы не останавливаться на  длительное время, с трактористом ехал помощник, которому доверялись рычаги управления на прямых участках зимника. С Иваном работал молодой парнишка из-под Самары. Звали его Санька Попов. Парень попался старательный, но водился  за ним грешок, любил гульнуть. Как только ни уговаривал Зверев напарника, прекратить пагубную привычку. Всё было бесполезно. Санька клялся родной матерью, призывая в свидетели всех святых, что больше ни капли, что за версту…
Но в очередную поездку его приходилось  вытаскивать из общежития в невменяемом состоянии. Тогда Зверев просил жильцов комнаты помочь донести напарника до трактора. Те всегда охотно соглашались, так как обычно они и были собутыльниками и инициаторами пьянок. Двое-трое мужиков поздоровее и потрезвее подхватывали Саньку и аккуратно водружали в кабину, где ремнями пристёгивали к сиденью, чтобы Попов не разбил себе голову при движении. Зверев садился за рычаги и отправлялся на базу загрузки, где цеплял очередную десяти-двенадцати кубовую ёмкость на санях с солярой или бензином.
Иван сам был не прочь периодически заглянуть в бутылочку, но, как говорят, в меру, для веселья души. Унылая колея, бесконечной нитью маячившая сутками перед глазами, навевала тоску, поэтому сам Бог велел при выезде из посёлка принять стакан водки. Больше и не требовалось, а от стакана душа согревалась, и серая мгла тундры расцветала всеми цветами радуги. Зверев даже пел под равномерный гул трактора.
За посёлком протекал безымянный ручей, от которого начинался зимник, уходящий в даль тундры. На берегу ручья останавливались рейсовые трактора, поджидая попутчиков, и там же устраивался небольшой банкет. Трактористы раскладывали на берегу прихваченную из дома нехитрую снедь, которую называли «тормозком», откупоривали бутылку и под журчание воды, не замерзавшей даже в лютые морозы, вели неторопливый разговор. Порой  беседа затягивалась, и тогда требовалось волевое усилие наиболее старшего, прекратить трапезу. Как-то незаметно к месту приклеилось название, Буханка. Так и говорили: «За Буханкой начинается зимник». Или, при назначении рейса из посёлка, инструктировали: «Дойдешь до Буханки, а там –  по зимнику».
На Буханке уже стоял трактор с прицепленной коробкой на полозьях. Коробка была заполнена под завязку углём, значит трактор направлялся в рейс. По номеру на дверце кабины Иван определил, что техника из буровой экспедиции и до поворота можно будет держаться вместе, а там до базы партии рукой подать.
На берегу ручья дымил костёр, и два человека, наслаждаясь  живительным теплом, собирались, как видно, обедать. Зверев поставил трактор, переключил двигатель на малые обороты и поспешил к незнакомцам.
– Доброго здоровья, – поприветствовал Иван трактористов.
– И тебе не хворать, – в тон ему отозвался старший.
– Вы случаем не на Вис идёте? – Зверев присел у костра.
– А если на Вис, то что? – спросил моложавый, подбрасывая в костёр веток, отчего тот задымил и через секунду вспыхнул ярким пламенем.
– Нам до Виса, а потом сворачиваем. Вместе веселее.
– Нет. Мы на Шор, так что вроде не по пути,  – старший пожал плечами.
– Жаль. Ну, тогда хотя бы позвольте к вам присоединиться со своим харчем.
– Отчего же. У нас и на гостей хватит. А что напарник не идёт?
– Да болеет он. Перебрал  перед рейсом.
Зверев сходил за «тормозком», захватив по пути бутылку. Рейсовики уже разложили свою еду. На небольшой скатёрке красовались открытые шпроты, солёные огурчики, колбаса, сыр, нарезанный хлеб и термос с чаем. Мужики уговорили Ивана спрятать «тормозок», а бутылке обрадовались. Разлив жидкость по кружкам, сотрапезники по очереди крякнули и, неспешно выпив, принялись за закуску. После окончания трапезы, посидев для приличия и поговорив о том, о сём, трактористы разошлись.
Буровики сразу свернули на Шор, и Зверев остался вдвоём с напарником. Рейс предстоял долгий, и Иван не торопился его будить. Он не стал дожидаться попутчиков. Погода была тихая. Нитка зимника после принятого «на грудь» приятно радовала глаз, и Зверев запел. Внезапно напарник проснулся.
– Петрович, – прохрипел он, – дай попить.
– Проснулся алкаш, – Иван протянул напарнику канистру.
– Башка раскалывается. Похмелиться бы.
– Терпи. Пузырь с ребятами на Буханке раздавили.
– Когда? Я и не слышал.
– Да ты дрых, я будить не стал. Ты часика два поспи, легче станет, а там меня сменишь до обогревпункта.
Напарник повернулся, поправил ремни и задремал. Трактор шёл плавно, чуть переваливаясь на свеженаметённых сугробах. Дойдя до обогревпункта, Зверев сообщил по рации, что всё нормально и разбудил напарника. Тот молча сел за рычаги и, морщась от головной боли, продолжил путь. До базы партии дошли без приключений. На базе ёмкость принял механик, проверил накладную и похвалил за оперативность доставки груза. Начальник партии предложил отдохнуть, но трактористы, зацепив пустую угольную коробку заторопились в обратный путь. Начальник не возражал. Дома отдохнут. Налегке быстро домчатся, а дома, конечно, лучше: там и ванна и телевизор.
Дорога домой проходила там же. Приближаясь к Буханке, Зверев вспомнил, как мучился напарник.
– Санёк! – громко, перекрывая грохот двигателя, крикнул он.
– Что? – хрипло отозвался тот.
– Ну, как? Оклемался? Пить больше не будешь?
– Вот клянусь, Петрович! Ни капли!
– Ну-ну. Поверю для начала.
– Да не сойти мне с этого места!
– Ладно, там видно будет. Завтра отдохнём, а потом в рейс. Смотри. Ты обещал.
– Буду как стёклышко!
– Бутылочное?
– Брось смеяться. Послезавтра первым буду стоять возле трактора. Бог свидетель.
– Хватит клясться. Ты хоть Бога не трогай.
Трактор уже подкатывал к посёлку. Механизаторы поставили его в бокс и, распрощавшись, разошлись. Сутки Зверев наслаждался покоем, а вечером, перед выездом, не выдержал и пошёл в общежитие. Зайдя в комнату, Иван зло выматерился: Сашка спал на кровати, он был пьян. Брюки вместе с трусами были наполовину спущены и болтались на раскинутых ногах. Под кроватью валялись пустые бутылки, а стол был усеян окурками. Еды почти никакой не было. Только на тумбочке стояла кастрюля с остатками макарон. От бессилья и обиды у Зверева выступили слёзы: снова выслушивать  клятвы напарника, делая вид, что веришь.  Он схватил кастрюлю и вывалил макароны спящему между ног. Тот даже не пошевелился. Ещё раз окинув взглядом комнату, Иван ругнулся и вышел.
Утром Зверев забрал «тормозок», заботливо собранный женой, и зашагал к гаражу. Хорошее настроение немного портила мысль о напарнике: грузить эту пьянь в трактор, а потом смотреть на то, как он мучается с похмелья. Вдруг Иван удивлённо остановился. Из бокса выползал его трактор. Возмущённый механизатор с криком кинулся наперерез. Но ещё больше удивился он, когда увидел, кто выглянул из открытой дверцы. Оттуда показалась чумазая рожа помощника. Рожа выражала такую серьёзность и сосредоточенность, что Зверев невольно рассмеялся. Для него было совершенно непонятно, что могло повлиять на такие резкие перемены в жизни напарника. Между тем тот приветливо помахал рукой и, зацепив угольную коробку, подкатил к стоящему с разинутым ртом трактористу. Только тут Сашка заговорил:
– Привет Петрович. Я готов. Можем хоть сейчас выезжать.
– Сейчас и выезжаем.
Зверев подозрительно принюхался, но не почувствовал такого знакомого запаха смеси водки и лука.
– Ты что носом водишь? Что-то не так? – помощник освободил место за рычагами и беспокойно заёрзал.
– Нет, всё так. Поехали.
Иван ещё раз удивлённо оглядел напарника. Тот был трезв.
До Буханки ехали молча. На ручье никого не было. Трактористы развели костёр на пригорке и сели обедать. Только успели развернуть «тормозки», как подъехали старые знакомые. Теперь уже на правах хозяина Зверев широким жестом пригласил гостей к «столу». Те с радостью согласились. Когда стали разливать по кружкам водку, напарник Ивана вдруг решительно отказался пить. Гости удивились. Второй раз за день был поражён Зверев. Он-то знал, что Сашка не пропускал ни одной пьянки. А тут отказ, да ещё перед длительным рейсом, когда вроде и по закону положено, и от души предлагается. Неужели завязал? Что-то непонятно. Но Зверев промолчал. В конце концов, каждый решает сам: пить ему или не пить.
До базы дошли быстро. Разгрузились и, зацепив пустую ёмкость, отправились в обратный путь. Перед посёлком, когда уже миновали Буханку, Зверев не выдержал:
– Сань?
– Что? – сонно отозвался тот.
– Ты что?  Правда пить бросил?
– Ну да. Я же говорил, – Сашка встрепенулся.
– Да ты уже много раз говорил, а потом тебя в трактор приходилось чуть живого грузить.
– На этот раз всё.
– Влюбился что ли? – Иван рассмеялся.
– Какой там, влюбился. Ты понимаешь, желудок перестал работать.
– Как это перестал? Запор что ли?
– Наоборот. Понимаешь, в прошлый раз сорвался. Малость перебрал. Ночью видно в туалет захотел, пока штаны снимал, снова отрубился и,  конечно, обделался. Дак, если бы просто обделался. А то утром глазам не поверил: голимыми макаронами!
Зверев хмыкнул, вспомнив раскинутые ноги напарника и кастрюлю с мокаронами:
– Срамной, однако, случай.
– Ты только не говори никому, а то ведь засмеют.
– Засмеют, – Зверев громко вздохнул, скрывая улыбку.