Осень только отправилась своим ржавым походом на зелень города. Бабье лето выскочило, обогрело недолгим теплом горожан, горожанок и горожан. На лицах оных появились улыбки и надежда на отсрочку от зимы.
В маленький заброшенный парк зашли двое парней.
– Я не очень понял, что же всё-таки мы тут делаем? «Должна же быть, какая-то легенда, минимум должное оправдание смены уютного ресторана на эту помойку», – спросил один из них, неторопливо оглядываясь по сторонам, и одновременно стараясь не наступить в собачьи экскременты.
– Легенда, мой друг Володимир, есть. Если бы не твой нежданный, но приятный визит, я бы коротал тут время в одиночестве. С небрежностью и иронией наблюдал, как время и нормальные силы природы убивают всё самонадеянно созданное человеком.
Они остановились на относительно чистом участке парка, достали из небольшой сумки раскладные стульчики и столик, ловко всё смонтировали и сервировали бутылкой коньяка с заранее нарезанным лимоном.
– За ту пятилетку, что я тебя не видел, Иван, ты поменял лаконичность фразы на её заумную витиеватость. Также в тебе появилась склонность к созерцанию не самого лучшего окружавшего мира и манерное философствование, – с небольшим упрёком начал разговор Владимир. – Однако, ты не ответил, кой чёрт нас занёс в этот склад собачьего навоза?
Собеседник налил себе коньяка, без лишних церемоний выпил, положил на язык лимончик, и, устроившись поудобнее, ответил:
– Как я уже успел заметить, легенда есть. Три года назад я имел глупость жениться. Познакомились мы в этом парке. Только тут тогда прогуливались мамаши, с таким видом, будто они сами воспитали в себе возможность воспроизводить себе подобных. Их мужья, шокированные таким открытием, напряжённо искали в отпрысках свои черты и мечтали о баночке пива в окружении добрых друзей, а не этого, недавно милого, но, как оказалось способного размножаться, создания.
Иван украдкой взглянул на собеседника, проверяя, не переборщил ли с цинизмом. Тот слушал, чуть прищурив глаза, и едва заметно кивая, словно Иван отвечал его собственным мыслям.
– Так вот, картинка получилась умильная и родила в моей безумной голове мысль – не создать ли мне нечто подобное. В этот момент сатана и послал мне Олесю.
– Не хотелось бы тебя прерывать, – откликнулся Владимир. – Мы тут отмечаем годовщину твоей встречи с женой?
– Имей терпение. Этот парк нечто большее, чем место встречи. Умирая, он стал символом всего тленного в этом неустойчивом мире. Но обо всём по порядку… Наш роман раскручивался стремительно и бесповоротно. Мы были счастливы, наша кровать не успевала остыть, а соседи мило и понимающе улыбались ритмичным звукам за стеной. В один прекрасный день Олеся стала задумчивой, и я, припав на колено, сказал то, что говорят все мужчины, когда объект их страсти напрягает свою головку мыслями. Через месяц мы накормили родственников и друзей шикарной едой и остались одни. Тут и начался период моей жизни, который я с облегчение провожаю каждый год в один и тот же день в заброшенном парке.
– Моё воображение и лексикон выдают подходящие для продолжения сюжета слова, – с усмешкой сказал Владимир. – Как-то: быт, минимум секса, скука, беременность. Возможно: стерва и эгоистка.
– Ты всё правильно понял, мой друг. Добавь сюда: третирование, унижение, тёща, отчаяние и одиночество. Потом умножь на четыре, и картинка станет полной.
– Есть у меня правило, Иван. Жалею, что не поделился им прежде. Ты бы избежал негативного опыта и жил бы привольной жизнью холостяка. Как только девчонка находит в твоей квартире место для пульта от телевизора, забывай её телефон и меняй свой. Это тебе не поможет избежать тяжёлого разговора, но за то время, что ты прячешься, она может найти новые варианты, и разрыв пройдёт легче. Как же ты от неё избавился, ведь испорченный её именем паспорт и удачное посещение роддома, даёт ей большие права на твою свободу?
– Как не странно меня избавил этот парк. Мы жили вон в том доме, – Иван указал рукой на пятиэтажку синего цвета. – Ценой невыносимых скандалов мне удалось выбить час вечернего времени на свою свободу. С условием что они (жена с тёщей) могли меня видеть. Вкопав стол и скамейку, я каждый день уединялся на этом островке и вынашивал злодейские планы. В них входил и крысиный яд, и окровавленный нож. Я не пил, мне было запрещено. Сидел, и мысленно уничтожая своих обидчиков, радовался как ребёнок.
– Иван! Мне нет оснований тебе не верить, но, по-моему, ты преувеличиваешь, – с сомнением проговорил Владимир, – не могло быть так плохо. В конце концов, можно было уйти или применить тупую мужскую силу.
– Она разрядница по самбо, – усмехнулся Иван, – думаешь, я не пробовал. А ретироваться мне было некуда. Мою квартиру мы сдавали. Мои родители были просто околдованы Олесей. Тотчас звонили ей, когда я появлялся. Люцифер дал им высшую способность лицемерия и потрясающие актёрские данные. На людях Олеся была потрясающая жена, в доме злобная тиранка. Над моими посещениями парка смеялся весь двор, все наши знакомые, а она ласково улыбалась и щебетала о мужских причудах. Я остался один. Мне никто не верил. В моей квартире – атмосфера страха, скандала и горя… А ведь находились мужчины, которые мне завидовали. Один из таких и избавил меня от этих гарпий.
Иван замолчал, внутренне вспоминая пережитое. Он уже утратил тот иронично-возвышенный тон, на который настроился, было, в начале разговора. Владимир тоже замер, не зная, как помочь другу успокоиться.
– Иван, поверь мне, в искреннем лексиконе большинства женщин нет таких слов, как честь, благодарность, благородство, даже любовь. Это мужские понятия. Поверь убеждённому холостяку, в женщинах животного начала гораздо больше, чем в мужчинах.
– Не то, Вовка, не то… – Сбивчиво заговорил Иван. Он подался к собеседнику всем телом, руки задрожали. – Ты всё правильно говоришь, но не в этом случае. Злые они, понимаешь, злые. Как бы по-детски это не звучало, они злые.
Он встал, налил полный стакан коньяка, залпом выпил, не закусил и нервно заходил по парку.
– Я неплохо зарабатывал, всё естественно приносил домой. Квартира сдавалась, но я не знал, куда уходят эти деньги. Я не понимал, почему их никогда нет. Я не понимал, почему они попрекают меня в неспособности прокормить семью. Зависть, мещанство, необоснованный страх перед нищетой – это то, что сопровождало меня тогда. Меня!.. Который никогда не ставил деньги на первое место. Я знал, что моё образование даст возможность зарабатывать. Они же превратили меня в скрягу, считающего каждую копейку. А также в домработницу, няньку и мальчика для битья. Поверишь ли ты, что твой староста группы, приходя из магазина, отчитывается перед пятидесятилетней женщиной о покупке туалетной бумаги и выслушивает выговор о зря растраченном рубле.
Замолчав, Иван сел, снова выпил. Лицо его приобрело непроницаемое выражение. Было непонятно: то ли он сожалеет о своей искренности, то ли до сих пор во власти воспоминаний.
Меж тем наступал вечер, солнце зашло за дом Ивановых бед, сумерки спрятали всё уродство парка, и в нём стало даже как-то уютно и спокойно. Почувствовав в настроении друга перемену, Владимир спросил.
– Ну, всё-таки расскажи, мой подкаблучный товарищ, как же ты вырвался?
– До неправдоподобия легко. На свадьбе мой коллега по работе положил глаз на красавицу-невесту. Он был свидетелем. Потом часто наведывался, хвастался своими успехами в карьере. Один раз я ему даже рассказал правду о нашей семье, но он, как и все не поверил. Зато поверил Олесе, когда, получив должность начальника отдела, по привычке забежал к нам. Она, почуяв свежую кровь, рассказала о моей тирании и попросила защиты. Здесь в этом парке как истинный джентльмен он набил мне морду и соответственно на правах победителя остался подле прекрасной дамы. Вскоре мы развелись. У неё осталась моя дочь, которая меня ненавидит, и квартира. У меня – презрение собственных родителей, алименты и долгожданная свобода. У моего тёзки Ивана – вожделенная Олеся да весь набор моих неприятностей.
– Можно сказать легко отделался, – усмехнулся Владимир. – Однако уже темнеет, пора собираться. Хочу вернуть тебя в ресторан, чтоб ты почувствовал прелесть вольной жизни. Кстати, где твоя знаменитая скамейка, это пристанище униженных?
Там за деревьями, ближе к дому, – складывая вещи, ответил Иван.
Владимир сделал несколько шагов по направлению, указанному другом, остановился и сказал:
– Послушай, дружище, там кто-то сидит.
Иван тоже приблизился, напряг зрение и увидел парня, который, положив голову на руки, сидел за столиком. Его плечи судорожно вздрагивали.
– Это мой приемник на поприще семейной жизни. Видать совсем плохо. – Иван посмотрел на недопитый коньяк, на секунду задумался. – Ладно, пойдем, поговорим, может поможем чем… Милосердие к ближнему облагораживает.
Они направились к скамейке и заговорили с парнем. Темнота полностью накрыла парк. Не стало видно ни деревьев, ни домов, ни очертаний людей. Осталась только пустота и темнота цвета погибшей любви и веры.