Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский прозаик и поэт Николай Попов. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Ферапонтов грамотно врал. Каждый день. Самозабвенно, а про женщин смачно. Публика подобралась благодарная. Дальняя делянка, план готов. Навалили, отсучковали, отволокли, простой. Ни водки, ни девок, карты с домино – тоска. И Ферапонтова понесло без тормозов. То моря покоряет, то клады в Узбекистане ищет. Не проверишь, а кто с наводящими вопросами рискнёт, так и отскочит. Детально знает материал Ферапонтов, до мелочи.

Со мной, правда, не пройдёт, я вруна одной интуицией чую. Он про женщин, ан нет, не было, не такой ты физиономии, чтоб с такой, как рассказываешь, кувыркаться. Не верю. Нутро, как лакмусовая бумажка, краснеет от вранья. Но ловок шельма, не подкопаешься. Он ловок, а я терпелив. Когда-то проколешься, а я тут, как тут. За ноздрю, и к ответу. Эх, мне бы в органах работать, талант пропадает. Я бы и в больших масштабах пользу бы приносил. Не разглядели, маюсь по делянкам, но ничего, талант, что росток после вырубки, прорастёт.

Сегодня Ферапонтов начал с лёгкого. Анекдотцем пошленьким привлёк внимание, шуточкой закрепился, и понесло его в даль бесконечную:

– Я раз под Ухтой лес валил. Ну, города ещё не было, а лесу много надо. Платили по тем временам – полгода и «Москвич». Молодой, после армии, меня бригадиром поставили. Девок-сучкорубов и поварих в подчинение, мужиков-машинистов и вальщиков дали, и рули Анатолий, давай мачтовую сосну стране.

– Ну, на девчонках-то ты отлежался? – встрял кто-то из мужиков.

– Хвастать зря не буду, – деланно смущённо набил себе цену Ферапонтов, – но географию я, именно, по ним изучал. Их-то со всей страны в тайгу набилось.

– У тебя с этим вопросом не заржавеет, – поощрительно хохотнули мужики.

У меня аж колотушка в груди подпрыгнула. Ни рожи, ведь, ни кожи, сосну ни разу не толкнул – переломится, а по бабам – так Казанова. Мужики как завороженные верят, не усомнятся. Ладно, подождём.

– Вот значит, навалили мы стволов столько, что девчонки-сучкорубы зашиваются. Татарочка, старшая у них, Гуля, кричит, давай, мол, подмoгу, бригадир. Что не помочь. Взяли топоры, и айда сучки рубить. Я разошёлся, девчата же смотрят, топор в руках, как игрушечный, летает, от телогрейки пар идёт, красота. Тут слышу крик, оглянулся, а моя бригада разными путями по сугробам драпает. Что за чёрт, думаю. По сторонам глянул… Всё, смерть пришла. Медведь, – тощий, голодный, и злой. И на меня прёт… А у меня только топор, да душа в пятках заблудилась…

Ферапонтов встал, обозначив важность момента, размял сигарету, крепко, вкусно затянулся. Мужики слушали, не сводя с него нетерпеливых глаз.

– Вижу, не разойдёмся, – продолжил он. – Я топор покрепче сжал и на него. И куда попадя, стукнул, не пропадать же зазря. Топор в теле застрял, я топорище и отпустил. Глаза зажмурил, умираю, значит, загодя. Время выждал, нет вроде, жив… Смотрю, а эта махина рядом, без жизни валяется. С одного удара завалил. Вот ведь, думаю, бывает же. К стволу прислонился, закурил, и тут на меня трясучка напала, ни встать, ни сесть, всего трясёт. Так меня бригада с ружьями и застала.

– Ты! Медведя! Лёгким топором, с удара положил?! – усомнились мужики.

– Ну, да, точно в шею попал, – уверенно врал Ферапонтов. – И столовой приварок, и я в почёте. Начальник участка потом с полгода шутил, мол, Толика в лес не пускайте, всех медведей перебьёт.

Мужики зашевелились, пошли шуточки и рассказы про охоту, рыбалку, чудеса с этим связанные. Поверили балаболу. Главное, все лесовики, охотники через одного, косолапого не раз вблизи видели, а заморышу слабосильному в рот смотрят. Тот приосанился, и уже подробности шпарит, как народ сбежался, да его водкой отпаивал. Не знает брехло, что попался, и теперь я не я буду, если его с мутной на чистую выведу.

Вечером Ферапонтов заступил истопником. Теперь всю ночь будет смотреть на огонь, в открытую печку. Внимательно так смотрит, а живое пламя съедает полешки, вдумчиво, чуть покачиваясь. Он набросил ватник, затянул ремнём и направился на улицу за запасом дров.

– Помочь, Толик? – спросил я, поднимаясь с нар.

– Управлюсь, – ответил он походя.

– Помогу, – я уже подпоясывался. – Заодно и проветрюсь.

Мы вышли во двор, взяли санки и отправились к поленнице.

– С медведем-то ты здорово сбрехал, – начал я.

– Чего брехать-то, как было, так и рассказал.

– Ты же у меня в прошлый раз книгу брал, оттуда и вычитал, – меня уже начала слегка бесить его наглая ложь.

– Так, то ж мой случай, с меня писали. Автор-то местный, в газете вычитал и в повесть вставил.

Ну, мозгокрут, опять выворачивается, причём в лице даже мускул не дрогнул, спокойно так говорит и дрова на санки складывает. Тут уж меня повело, не остановить. Крепко, пустой рукой, двинул ему в зубы, навалился мёртво, и горло сжал, не взбрыкнешь. Захрипел он, дёрнулся было, да куда ему, мозгляку, против меня.

– Ну, ботало, говори! Сбрехал?

Он испугано заморгал, соглашаясь. Я придвинулся к нему, так что наши бороды соприкоснулись.

– Сейчас пойдёшь к мужикам и скажешь правду. Понял?

Он опять согласно зашевелил ресницами. Разжав хватку, я, пока он отряхивался, загрузил санки и кинул ему верёвку. Так и пошли, как под конвоем.

В избе Ферапонтов понуро прошёл к столу. Бригада удивлённо оглянулась, кто-то даже привстал на нарах.

– Я это… мужики, – начал он сипло, – соврал сегодня про медведя.

Кругом зашевелились, слегка качнув головами. Я строго, сбоку, смотрел на Ферапонтова.

– И раньше тоже врал, – он опустил глаза. – Про всё.

Мужики заулыбались, расслабились, заговорили все разом:

– Да ладно, Толик, знаем мы…

– Других книжек в клубе нет…

– Радио в тайгу не провели, так ты у нас за него…

– Без зла же, а время идёт…

На меня тем временем недобро и внимательно смотрел бригадир. Изучал даже. Здоровый, что тот медведь. Остальные тоже уставились, заметив разбитую губу Ферапонтова.

Больше бригада меня в лес не брала.

(с) Николай Попов

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Дарья Филитова. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Я хочу себе кофту из неба,
Ярко-синюю, с солнцем у сeрдца,
И с каймой белоснежного цвета –
Чтобы в холод и вьюгу согреться,
Чтоб закаты и чтобы рассветы
Разглядеть мне во всех деталях,
Чтоб романтики или поэты –
Все при встрече меня обнимали.

Еще одно стихотворение от этого автора.

Куцые деревья, север, осень.
Пушкинское время – благодать!
Хочется ответить на вопросы,
Хочется кого-нибудь понять.

Мне совсем немного одиноко…
Я пойду бродить на склоне дня.
Может быть, найду того “кого-то”,
Кто захочет понимать меня.

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Владимир Задра. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Что-то меня на молодых потянуло. Мне шестьдесят, ей всего пятьдесят. В ещё моложе влюбляться нельзя – не в куклы же с ней играть. Может это кризис среднего возраста? Но этот возраст давно у меня прошёл, тогда какой же сейчас идёт? Всё равно этому надо положить конец: сколько ещё могу мучиться. Она меня сразу разоружила своей правильной речью – это моя слабость. Наконец, услышал поставленную речь, приятный тембр, интонации, паузы, терпение, внимательность. Даже скандалить с ней не стал, возмущённый безграмотностью её операторов операционистов. Не стал заходить к начальнику отдела, наученный горьким опытом, а сразу к ней, директору. Потом ещё несколько раз заходил, иногда с цветами. Между прочим, она украинка. Никогда не поверю, что хохлушка не умеет готовить. Давно бы её штурмом взял, если бы не мои проблемы. Потом скажет, что использовал в своих целях. Если даже она не скажет, то скажут другие… Теперь всё позади. Что есть на вооружении у современного пенсионера, чтобы завоевать влиятельную даму в нашем городе? Прежде всего – это классика: ухаживание, внимание, цветы – это всё легко. Конечно, выбор хороший, но в наше время не помешал бы приличный счёт в банке. Вот только где его взять? Расклад явно не в мою пользу. Тогда начнём с самого начала: взаимоотношения между мужчиной и женщиной – вот это изменить нельзя. “Женщину надо брать!” – как-то сказала моя вторая жена… Как там у Е. Баратынского: “Премудрость вышнего творца не нам исследовать и мерить”… Остаётся импровизация. Вспомню-ка что-то вроде мало применяемого шахматного контргамбита Альбина, и начнётся он со слов: “Разрешите вас украсть?!” В случае её неуверенности, неожиданности, но благосклонности, просчитываем всевозможные варианты её ответа и готовим домашние заготовки-ответы, после которых позицию ей просто не удержать. Может это я всё зря затеял? Но те знаки внимания, которые она оказывает, откровенность: про маму, сына рассказывала, что на Новый Год не хочет оставаться одна, поэтому уедет к сыну. Как это я должен понимать?! Или это её стиль разговаривать с посетителями? Ладно, разберёмся в бою.

Теперь вторая часть контргамбита Альбина: она не хочет замуж. Тем более как-то прямо и сказала: “Только не это!” Но отношения без обязательств – это не для меня. Жизнь без обязательств – это тунеядство. Но и в этом варианте просто так не уйду и скажу:

– Я вас понимаю. Это по молодости было много сил, надежд, планов.

Но жизнь оказалось совершенно другой: где-то нас использовали, где-то мы переоценили свои силы. И теперь имеем то, что имеем. Это далеко не то, о чём мечтали. Но это сегодняшнее настоящее добыто колоссальным трудом. И мы не имеем право этим рисковать. Теперь понимаем, что жизнь очень скоротечна. У нас не остаётся уже времени на исправление ошибок. Сохранить хотя бы настоящее, чтобы перейти с этим в уже в подготовленное относительно спокойное будущее. Поэтому круг интересов, желаний сужен до самого необходимого. Обзаводиться семьей – это риск, тем более что мы очень на этом обожглись. Где уверенность, что неудачный опыт не повторится снова? Муж и жена – это вообще не родственники. К тому же надо считаться с мнением мужа. Вы мне напоминаете миллионершу: должность, статус, уважение. Это признание ваших способностей, которыми обладаете и, наконец, вы интересны, как женщина. А под мужа надо подстраиваться. Зачем всё это вам надо? У вас есть всё, кроме одного – человеческого рядом тепла. Когда даже кожей чувствуешь, что дома тебя никто не ждёт. Но это не смертельно. Можно завести собаку, кошку или просто телесериалы посмотреть по телевизору. Гораздо легче заработать миллион, чем стать счастливым. Человек удивительно приспособлен к выживанию и сохранению своего вида: инстинкт самосохранения, инстинкт продолжения рода, девяносто процентов времени он занят оправданием самого себя и так далее. Полный пакет – всё включено, в этаком пятизвёздочном отеле под названием “Жизнь”, только в этом отеле не предусмотрена – Любовь. Поэтому нам только остаётся верить в Бога, любовь и сказки.

Вот теперь можно будет уходить. Пусть подумает о своей успешности, самодостаточности и одиночестве. Анализ предстоящей партии закончен, можно идти с цветами и признаваться в любви. Подвиги надо совершать легко, а то никогда не решишься.

– Здравствуйте. Можно войти?

– Входите, – Наталья Фёдоровна улыбается, встаёт с кресла и принимает от меня цветы, – Вы как настоящий джентльмен… Ваши документы пришли, всё в порядке, – берёт со стола пакет документов и передаёт их мне.

– Спасибо. Наталья Фёдоровна, у вас чистый спирт есть? – с улыбкой спрашиваю я.

Она уже привыкла к моим шуткам:

– Зачем?

– Ордена принято в спирте обмывать. Пакет документов окунать в него не будем, но бросим туда вашу серёжку. Всё с вас началось, когда мы составили пакет документов за два-три дня, и они ушли в Ухту. Это не так, как я месяцами хожу к вашим операторам, чтобы собрать все документы.

– Это моя работа, – но она не может скрыть, что ей приятно.

Начинаю контргамбит. Ну, кони, выносите:

– Я не только за этим пришёл. Наталья Фёдоровна, разрешите вас украсть?!

– Это как? – всё правильно: она по уши связана своим статусом, обязана всегда сохранять самообладание и, в конце концов, – она женщина.

– Пока не могу сказать – как, – оценивающе разглядываю директора банка – но фактуру повредить нельзя, – давайте вместе продумаем этот момент.

– Почему именно украсть? – спрашивает она с интересом.

– У нас в роду традиция такая, если серьёзные намерения – надо украсть невесту. У брата девушка была азербайджанка, и её родители ни в какую не хотели выдавать за русского. Тогда мы молодых проводили в самолёт, и когда самолёт взлетел, мама мне говорит: “Ну, всё, самолёт в воздухе, теперь их не догонят. Вова, поехали к ним домой. Девочка ночевать не придёт, чтобы родители не волновались.”

– Вы же меня не знаете. И вообще сомневаюсь, что меня кто-то вытерпит.

Гамбит противником принят, теперь время домашних заготовок:

– Дома разберёмся.

Наталья Фёдоровна пытается всё-таки спасти позицию:

– Я вас не знаю.

У противника цугцванг – нет хороших ходов и позиция у неё безнадёжна. Вот что значит тщательная подготовка перед партией. Просто надо дожать, но я не на турнире. Надо аккуратно: женщина, как и Восток – дело тонкое:

– Я уже год заполняю самые различные анкеты в вашем банке. Вы меня лучше знаете, чем я самого себя. Надо лучше меня узнать? Пожалуйста! Культурная программа: прыжки с парашютом, сплав на плоту по реке Макариха, посещение нашего кинотеатра “Томлун”: последний сеанс, последний ряд. В качестве приложения, могу предложить пройтись по магазинам – это самое увлекательное занятие в нашем городе. Надо же определиться, что покупать перед помолвкой и заодно отметим это дело.

– Последний сеанс, последний ряд – как давно это было…– Наталья Фёдоровна мечтательно вспоминает. – Но в кинотеатр мы не пойдём. Лучше по магазинам, чем прыжки с парашютом. В магазинах можно сразу составить мнение о человеке. Если это бутики, то его стиль, вкус, харизму. Если это продуктовый магазин, что он готовит и как – по специям, которые выбирает.

– Фрунзика Мкртчяна помните? Его знаменитую фразу: “Валико, ты любишь долма?” Наталья Фёдоровна, как я соскучился по долме! Я после шести позвоню и мы определимся. До свидания.

– До свидания.

Чистая победа! А теперь пусть выигрывает все последующие партии.

(с) Владимир Задра

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский поэт Николай Выкочко.

Не апрель, но в феврале потеплело,

Отлегли морозы вдруг, открепчали.

Вот и небо над землёй заалело,

Ночь полярная совой откричала.

И зовёт нас зимний день править кризис

Там, где солнечный желток чахнет в смятке,

Где с заснеженных полей, в белой ризе,

Словно ангелы летят куропатки.

Оплывает талый снег, словно свечи,

По дорогам гололёд – не из воска.

И меняет нам весна место встречи

У холодного, как лёд, перекрёстка…

Ах, какой круговорот, сколько сини!

Сколько света и тепла над Уралом!

Только в сердце и в душе стынет иней,

И не кажется мне жизнь карнавалом…

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский поэт Евгений Чекунов. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Многим кажется, а мне особенно:
Здесь тебе, серьезно, каждый рад,
Где единственно для всех особенной
Прежде не было, так люди говорят.

И еще, что ты строга уверенно:
С вахты ждет жених тебя домой…
Но в широтах этих, крайне северных,
Просто всякое случается порой.

Как шаман пурга по тундре мается,
Да трещит не шуточный мороз,
Буровая день и ночь старается:
Работягам в смену – не до папирос!

Переменный ток уносит линия,
Дизель генераторный ревет,
Провода подколотые инеем
Перекинул через небо самолет.

Пред чертой торосов моря Карского,
Семьдесят отважных мужиков,
За Российский рупь, да литр баварского
Мезозой качают из земных мозгов.

А свои – не то чтоб отморожены,
Белое безмолвие не в счет,
Ровно звезды на небо положены,
Значит нынче точно, крупно повезет.

Я шагаю, чтоб без промедления:
Мне с ночной – позавтракать и спать.
Но на кухне – чудное мгновение
Спрашивает, что и сколько подавать.

Борщ, грибной, солянку или с клецками?
Ладная фигурка со спины,
Ох уж эти взгляды наши плотские,
Я б их запретил на уровне вины!

Издевается судьба наверное –
Ей бы в город или на юга,
А она по северам уверенно,
Где короче бродня нету сапога!

Очередь немеет без сомнения,
С водкою случился бы запой,
Что еще сказать о градусе плавления –
Мой язык под нёбом, точно стал не мой!

Знаками ей – супа половиночку,
И еще – как вам живется здесь?
А она мне в профиль, через спиночку
Говорит: идите-ка вы лучше есть!

Я такой: раз женщина понравилась,
Значит надо толк, чтоб в этом был,
Ну а нет – так нет, такое правило –
Зарывайся в ил зеленый крокодил.

За вторым опять иду к окошечку,
У плиты мужик стоит спиной,
Спрашивает: рис или картошечку?
Аппетит пропал, спасибо, дорогой.

В общем, целый месяц к ней подкатывал,
Выяснилось, что не я один!
А она – мол, я давно сосватана,
Дома самый лучший в мире из мужчин!

Рано или поздно – все кончается,
Даже вахты бесконечный плен,
«Дембель» неизбежно приближается –
Завтра до родных отчаливаем стен…

Больше суток ждем свою вахтовочку,
Проедаю сменщика талон,
И на третие беру перловочку,
Не дает зараза номер в телефон!

Через месяц будет все по-старому –
У такой мужик всегда один…
Ты меня моя подруга не подкалывай,
У тебя я тоже лучший из мужчин!

(с) Евгений Чекунов

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Ольга Безденежных. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

С таким удовольствием я еще ни разу не смотрелась в зеркало. Загар, блестящие волосы, и одежда как хорошо сидит. Маникюр красный, переливается разноцветными искорками. Лицо похудело, себя не узнаю. Только это не зеркало. Передо мной нет ничего, но я вижу свое отражение.

И тут я вспомнила, что умерла.

Какое сегодня число? Утыкаюсь взглядом в стену, там – календарь. 21 июня. Значит, сорок дней уже прошли. Открываю сумочку, в ней ничего нет. А что, собственно, я там хотела найти? Ну, хотя бы платочек. Открываю снова – платочек. Класс! А если зеркальце? Открываю – зеркальце. Ого! Да тут можно жить! Или не жить? Как я тут? Кто я тут? Где все, в конце концов? Не одна же я умерла. Я прекрасно помню, что в том автобусе нас было человек пятнадцать. Неужели все остались живы? И тут же – впереди лавочки, на них все те, из автобуса. Я как-то сразу понимаю, что каждый индивидуален, видимо, каким хотел быть при жизни, таким тут и стал. Вон, девушка с толстыми губами, в туфлях на высоченных платформах, я помню ее, она сидела как раз напротив меня. Такая… в джинсиках, с рюкзачком, слой пудры на прыщавом личике. Сейчас кожа девицы сияла, ресницы поражали пышностью и длиной. Она посмотрела в мою сторону и улыбнулась. Ослепительная улыбка! А что у меня с зубами? Я обернулась к зеркалу, которого нет, отметила безупречный оскал и удовлетворенно хмыкнула. Все мечты, что ли, сбылись? Я пробежала взглядом по лицам давних попутчиков, и направилась в их сторону. Осмотрелась, рядом – свободная скамейка. Присела, сумочку – на колени. Жду. Кого? Ну, все же кого-то ждут. Или чего-то. Понимаю, что мы, словно в распределителе, готовимся к вылету. И тут же слышу, что нас приглашают на посадку. Все поднимаются, идут к стойке. Красавица стюардесса проверяет билеты. У меня в кармашке сумки находится билет, который я протягиваю и с удивлением обнаруживаю, что маникюр у меня уже матовый, без блёсток. То есть такой, какой я всегда делала при жизни, перед отпуском. В самолете я оказываюсь рядом с дамочкой, которая сообщает, что только и ждёт, когда взлетим, чтобы заснуть. Как только самолет поднимается повыше, она тут же засыпает. Мечта! Никто не мешает, я достаю плеер из сумочки, вставляю в уши пуговки наушников и включаю запись саксофона. Несут прессу. Хочется журнал мод. Принесли «Модные тенденции». Просто невероятно! Неужели так будет всегда? Интересно, как там на Земле? Опускаю экран телевизора на спинке впереди стоящего кресла, нажимаю красную кнопку. Вижу маму, она молится, вижу тетку, она печет блины, на диване валяется куча мятого белья, сверху – кот, вокруг пылища и настоящий свинарник. Но тетка этого, как обычно, не замечает. Знай себе кашеварит. Дверь на балкон открыта, на перилах балкона сидит голубь. Смотрит вдаль. Может это моя душа? Голубь, словно услышав мои мысли, посмотрел с экрана прямо мне в глаза и чуть заметно кивнул. Неинтересно на Земле, никаких изменений, не тянет даже туда. И смотреть не хочется. Тут интереснее. Если бы мама знала, что здесь так комфортно, она бы порадовалась за меня. Как бы выяснить, можно ли подать ей какой-нибудь знак? Наверное, нельзя, мне ведь никто никогда знаков не подавал – ни папа, ни бабушки и дедушки. Моя задушевная подружка Маринка, которая утонула пять лет назад, даже не приснилась ни разу. Вот бы встретить ее тут. Незаметно пролетает время, да и есть ли оно здесь? Сколько мы летели? У девицы с губищами уже новый наряд: чулки в сеточку и розовая шляпа. Просто уродица!

У трапа самолета стоит белый кабриолет, из которого меня зовут. Ой, да это же Маринка! Как она похудела и как похорошела! Я подбегаю к ней, мы обнимается, я достаю из сумки для нее сувенир. Это брелок. Она мечтала побывать на озере Байкал, но не довелось. И вот я дарю ей кусочек пластика с видом озера и золотистой надписью «Байкал». Маринка смеется, показывая ровные белые зубы. Вообще, зубы тут у всех обалденные. Видимо, мечта о таких зубах была на земле у каждого. Я прыгаю в кабриолет, и мы трогаемся. Маринка в шелковом платке, концы которого развеваются на ветру. Мы орем песни юности, а я еще и размахиваю сумочкой над головой. Вскоре Маринка сворачивает к шлагбауму, который перед нами услужливо поднимается и пропускает кабриолет в тенистый парк. Немного, совсем немного, прошуршали по гравию и остановились. Подбежал мальчик в ливрее, вытащил два наших чемодана и поставил на каталку. Откуда у нас эти чемоданы? Или это оба мои? Что я везу в них? Потом придумаю. Мы садимся на скамейку, и продолжаем хохотать. На душе легко и спокойно. На какой такой душе? Она ведь уже отлетела, я теперь сама по себе. Или нет? У кого бы спросить?

Маринка хитро прищуривается:

– Раз в дирт ты можешь встречаться с тем, кто отвечает на вопросы.

– Раз в чего? – не понимаю я.

– В дирт!

– Это типа измерения? Единица времени?

– Нууууу, – тянет подруга, – Ты сильно умная стала! Я не знаю таких слов. Вон календарь, посмотри.

За скамейкой на стене плакат с таблицей, чем-то напоминающей календарь. Всмотревшись в него, я понимаю, что «дирт» – это 21 день. Почему тут другое измерение? И как тут меряют года?

Вообще многое не понимаю. Вокруг только плотный воздух, а захочешь что-то увидеть – видишь. Откуда что берется?

Мы поднимаемся со скамейки и бредем в отель. На 45 этаж лифт доставляет моментально. Я танцую в номере, в центре которого на столе стоит огромная ваза с букетом сирени, на полу и тумбочках еще цветы. Кружусь, попутно нюхаю цветы в вазах. Ой, цветы пластмассовые. Что это?! Почему цветы не настоящие? И тут же сама себя спрашиваю: «А настоящие? Какие они?» И не могу вспомнить. Но не пугаюсь нового ощущения, просто понимаю, что надо к нему привыкнуть. Теперь цветы будут пластиковыми. Я иду в ванную, становлюсь под душ. Вода липнет к коже, как масло. Фу! Вытираюсь полотенцем и понимаю, что кожа стала бархатной. Короче, я совсем не расстроилась. Маринка зовет прогуляться. В ответ я ее спрашиваю – надолго ли мы здесь, она хохочет – и не отвечает. Её смех начинает мне надоедать, хочется тишины. Когда оборачиваюсь, Маринка стоит в дверном проеме и машет:

– Надо уехать. Не скучай.

Выхожу на балкон, чтобы развеяться. Сажусь в плетеное кресло и смежаю веки. Как бы поскорее встретиться с тем, кто отвечает на вопросы? Что-то шуршит, это из-под двери просунули сложенный лист голубого цвета.

Неохотно поднимаюсь, бреду через комнату, беру лист бумаги, странный на ощупь, чем-то даже напоминающий шёлк, и читаю «25 июня, до полудня». Отчего-то понимаю, что назначена встреча с тем, кто отвечает на вопросы. Какое сегодня число? Смотрю на стену, удивляюсь: ведь совсем недавно было двадцать первое, а уже 24-е. Хотя столько событий, столько нового! Неужели здесь не спят? А я бы не отказалась вздремнуть, чтобы скорее пролетело время. У стены – массивный диван с меховой накидкой цвета шампанского. Подхожу, буквально падаю и проваливаюсь в сон. Когда открываю глаза, понимаю, что сейчас произойдет что-то важное. Спешно смотрюсь в зеркало, и опять, довольная собой, счастливо улыбаюсь. Какой загар, как блестят красиво уложенные волосы, зубы сияют, кожа гладкая, как яичко. Вспоминаю, что сейчас у меня будет встреча, бросаюсь к шкафу, открываю и облегченно вздыхаю: в нем всего один костюм, но зато какой! Явно бренд, просто лейблы срезаны. Сел, как влитой. Какая прелесть, что наконец-то у меня вновь покатые бедра, как в 18 лет, и какие у меня длинные пальцы! Всегда мне казалось, что мои руки, мягко говоря, не вызывают чувства восторга, и я мечтала о длинных пальцах, отращивая ногти и нанося лак телесного цвета. Сейчас же ноготки были укороченными, темно-синий лак вкупе с фиолетовым костюмом смотрелся умопомрачительно. Я брызнула в воздух из флакона, стоящего на полке. Нет запаха. Снова брызнула. Странно. Тут вообще нет запахов. Ну, ничего, этому должна быть разгадка.

Открываю дверь и непостижимым образом оказываюсь на зеленой лужайке. С 45-го этажа на первый за 1 секунду?! Неужели здесь и трава пластиковая? Провожу по ней рукой. Похоже на шелк.

– Здесь нет запахов, – слышу бархатный голос.

Боюсь обернуться, потому что страшно увидеть что-то нежелательное. О, только бы там стоял добрый дедушка!

Оппа! Дедушка сам обходит меня, кладет руку на вздрогнувшее плечо:

– С прибытием, милейшая! Не пытайся найти здесь запахи.

Он хитро, с прищуром, смотрит на меня, и я догадываюсь:

– Потому что запахи – это воспоминания, да?

Он кивает, я хочу спросить: а как же музыка? Ведь музыка здесь есть, а она – это тоже вспоминания. Но отчего-то не спрашиваю, а просто иду рядом и молчу. Добрый дедушка рассказывает:

– Ты здесь не навсегда, это Первый путь. После того, как Там перестанут помнить тебя, ты перейдешь во Второй путь. Это значит, когда не останется ни одного твоего родственника или знакомого, или просто земного человека, помнящего твой облик, твое имя, твои достижения. На Первом пути у тебя столько желаний исполнится, сколько дней ты прожила Там, на земле, поделенное на число дней в дирте. Это немного. Ты уже истратила около третьей части желаний, а ты здесь около 14 тамошних лет.

Я восклицаю:

– 14 лет?!!! Я тут всего три дня! И не тратила я никаких желаний.

Добрый дедушка смотрит на меня с улыбкой, и я вдруг понимаю, что желание увидеть себя в зеркале загорелой, постройневший, желание встретить тех, с кем попала в аварию, желание увидеть, что творится дома, встреча с Маринкой, и даже сон – это мои желания. И они все исполнились. Самое последнее – это желание увидеть доброго дедушку. Я беспокойно хмурюсь, нехотя признав свою ненасытность. А дедушка продолжает:

– Один день здесь – это пять лет на Земле. Поняла? Дни здесь очень длинные, успеть можно многое. Не торопись загадывать желание. Есть ограничитель. Сначала произнеси «Время терпит», и тогда желание можно отменить.

Дедушка мягким движением достает из кармана сюртука брусок дерева, размером с тюбик помады, и протягивает его мне. Брусок тёплый и слабо пульсирует изнутри:

– Это твой чипт, ты не сможешь выйти за пределы Первого пути пока не придет твой срок. Чипт должен быть всегда рядом с тобой. Запомнила?

Я кладу чипт в сумочку и киваю.

– А во Втором пути все по-другому?

– Да.

– Хуже?

– Здесь нет «хуже» и «лучше». Просто по-другому.

– Я хочу вспомнить: любила ли я кого-то. Но я не помню.

– Все кого-то любят, и ты любила. Я не успел разъяснить тебе, что тема любви – отдельная. Тут другие правила. В первую встречу на такие вопросы не отвечают. Этот вопрос прекращает беседу. Я ухожу. Я должен.

– До следующей встречи? – восклицаю я ему вослед, но он даже не оборачивается.

Когда он скрывается за поворотом, я испуганно озираюсь, вдруг моментально с ужасом поняв, что это была первая и единственная встреча с ним. Ведь следующая – через дирт. В дирте 21 день, это 105 земных лет, к тому времени уж точно не останется никого, кто бы на Земле помнил меня. Значит, я перейду во Второй путь. Я пытаюсь высчитать в уме – сколько у меня желаний. Свои 27 «с хвостиком» лет я как-то очень уж легко умножаю в уме на 365 и делю на 21. Примерно, около пятисот. Если дедушка сказал про треть использованных желаний, то примерно 300 у меня осталось. Значит, в день я могу использовать примерно 20 штук, это чтобы дотянуть до конца дирта. А дальше что? Правила про желания распространяются только на Первый путь, или и на Второй тоже?

Чтобы проверить, все ли я правильно поняла, осторожно произношу: «Время терпит», и желаю оказаться у моря. Но не оказываюсь, вместо этого рука тянется в пространство и открывает невидимую дверь. Это все тот же распределитель в аэропорту. Все лица незнакомые, кроме девушки в оранжевой панамке. Она тоже была в автобусе. Однако, нам с ней – в разные стороны: она остается на месте, а я прохожу в салон авиалайнера, усаживаюсь у окна и шарю в сумке, но плеера не нахожу. Бормочу «Время терпит» и прошу стюардессу принести наушники. Она указывает на кармашек возле стены. Оказывается, там плеер с наушниками. Ну-ка, что там за мелодия? Ого, какая-то странно-убаюкивающая, похожая на мелодию дудки для кобры. Догадываюсь: вот почему здесь есть музыка: с помощью нее можно управлять человеком. И тут же задумываюсь: каким человеком? Наверное, я уже не могу называться человеком, я – особь, или чиптник, ведь я без души. Как же так: я забыла спросить у дедушким – где моя душа? Почему?! Музыка больно режет мозг, выдергиваю наушники, бросаю на колени, сожалея, что слушала это.

Внутри меня теплится одно желание: узнать – где моя душа, встретиться с ней. Может, пожелать? Но тут самолет идёт на снижение, и я заглядываюсь на ровную морскую гладь.

До моря везут на белом автобусе с брезентовым верхом, высаживая по-одному. Я схожу четвертой. Оглядываюсь по сторонам. Вдоль морского побережья полно маленьких цветных домиков. Еще в автобусе темнокожая женщина объяснила, что если возле крыльца домика воткнута палочка с насаженным на неё жёлтым кругом, типа молчаливого смайлика, значит, дом свободен, заходи и живи. По этому принципу я выбираю голубой дом с белой крышей и розовыми жалюзи. Внутри у домишки – стандартный набор: кровать, шкаф, стол. Телевизора нет, конечно, зато много толстенных журналов. Беру один с отвращением – настолько он замызган: на нём словно резали сало. Журналов полный стенной шкаф. Почему схватила именно этот? Отбрасываю его на подоконник. Ну и что дальше? И чего мне бояться потратить раньше времени все желания? Можно и без них обходиться, как я поняла. А вот хочу-ка веселую компанию по соседству!

Стучат в окно:

– Соседушка, нет ли бинта? Семён ногу распорол.

Выбегаю на крыльцо, там пожилой мужчина с котом на руках, лапа замотана в полотенце.

– Лапу! – поправляю я

Мужичок не врубается и трясет котом:

– Есть бинт?!

Я возвращаюсь в домик, нахожу в ванной аптечку, достаю белый сверточек и несу на крыльцо. Мужчина благодарно выхватывает бинт, тут же разрывает обертку, бросает ее под ноги и, на ходу наматывая бинт на лапу, торопливо уходит. Я кричу вслед:

– Вы куда?

Он, не оборачиваясь, отвечает:

– Пойду в домик, я живу далековато, надо обработать ногу Семёну.

«Аааа, значит это не сосед», – догадываюсь я, и, скинув сарафан, иду к воде. Хорошо, хоть вода не пластиковая, – думаю лениво я и качаюсь на волнах. Хотя и тут вода липкая, словно глицерин.

На обратном пути собираю ракушки и цветные камушки. Кажется, они тоже пластиковые. Надо как-то продумать план дальнейших действий, и все-таки разобраться – отчего так бездарно прошла встреча с этим дедушкой? Профессия журналиста не отпустила, видимо, меня окончательно. Ищу ручку, но не нахожу. Хочу найти хотя бы карандаш, но желание словно проваливается в никуда. Как же записать самое важное? Пишу на песке, понимая, что это ненадежно. Как же запомнить? У порога валяется обертка от бинта. Пронзает мысль: Семён!

Вспоминаю пораненную лапу кота и вбегаю в домик. Кусочком пластика ковыряю запястье и пишу кровью прямо на столешнице: «1. Кого я люблю?»

Странно, я ведь думала не об этом. Ведь я хотела записать самое важное. И тут догадка пронзает меня: «Значит, это – самое важное».

Рука выводит цифру два.

Я смотрю на руку, словно она мне неподвластна и умоляю: «Пиши, миленькая, пиши самое важное».

Пишу и читаю: «Как пахнет сирень?»

Голова идет кругом. Я вижу сирень за окном, выбегаю, трогаю шелковые цветки и разочарованно возвращаюсь. Мои «хотелки» тают на глазах. В кармане пульсирует чипт. Зачем он мне? Я сжимаю его в кулаке, но он не унимается. Снова пишу: «3. Как вернуться обратно?»

Ого! Чипт так накалился, что я роняю его и дую на ладонь.

За окном шум и смех. Бросаю на стол какую-то тряпку, и выхожу на крыльцо. Веселые ребята и девчата с гитарой, в ярких свитерах машут мне рукой:

– Привет, соседка, приходи в гости, послушаем музыку, почитаем.

Что-то тут не так. Что не так? Я беру парочку журналов и плетусь к ним. Мы начинаем общаться, словно были знакомы сто лет. Рассматриваем острова на глянцевых страницах, подпеваем под гитару, играем в какую-то непонятную игру «Мыска», когда каждый должен назвать рифму к слову, начинающемуся на слог «мы». Когда наступает мой черед, я придумываю слово «мыло», рифмую с ним «забыла», потом поправляю на «любила». Парень с синими глазами по имени Фёдор печально смотрит на меня и прозаично рифмует «кобыла», после чего ловко меняет тему и предлагает послушать пение Дуни. Дуня – тоненькая, как тростинка, девчушка, с бархатистой кожей и копной черных, как смоль, волос. Она поет тихо, но так заунывно, что я невольно стараюсь отвлечься и листаю журнал. Обращаю внимание, что листают все, но при этом почти не смотрят на содержание. Я вспоминаю про чипт, возвращаюсь в дом и вижу, что он спокойно лежит возле ножки стола. Наклоняюсь, при этом случайно сдёргиваю тряпку и вижу надпись, сделанную мной совсем недавно. Как же я могла забыть про неё? Смотрю, и не могу сосредоточиться. Что-то здесь всё-таки не так. Зову всю компанию в дом. Они с удовольствием заходят, сразу тянутся к журналам. Я накрываю скатертью стол. И понимаю, что чая не будет. Вот как-то так просто, в последнее мгновенье, цепляясь за надписи на столешнице, мозг выхватывает мысль: «ТУТ не пьют и не едят». Снова отвлекаюсь, начинаем играть в какую-то новую игру, и так громко хохочем, что искры из глаз. Потом Фёдор зовёт всех пойти погулять по берегу, и мы идём. Сколько прошло времени – понятия не имею, но когда мы возвращаемся, по-прежнему ясно и дует теплый ветерок. Недалеко от дома на тропинке прогуливается давешний дядька с котом на поводке. Я машу ему рукой, он в ответ указывает на животное:

– Семён поправляется.

Я вздрагиваю и бросаюсь в дом, осторожно отодвигаю скатерть. Буквы немного стерлись, но я снова читаю их, думая в тот момент: «Вот бы сейчас встретить того, кто ответит мне всего на один вопрос: как вернуться обратно?». И в то же мгновение в окно просовывается рука с букетом ромашек. Конечно же, пластиковых. Но все равно приятно. Веселая физиономия незнакомца показывается вслед за цветами:

– На журнальчик не пригласите?

И я не накрываю стол скатертью. Потому что боюсь снова забыть вопросы.

Он заходит, тяжело ступая, снимает соломенную шляпу, вынимает у меня из ладони чипт, откладывает его в сторону и медленно, растягивая по слогам, произносит:

-Ту-да нель-зя вер-нуть-ся.

Увидев, как вмиг потухают мои глаза, хитро добавляет:

– Но там можно о-ка-зать-ся, и только в точке отсчета.

Я хочу поинтересоваться: «Как же так?»

Но он пожимает плечами:

– Только один вопрос.

Надевает шляпу и выходит.

Я тянусь к чипту, но в последний момент отдергиваю руку, почувствовав при этом что-то брезгливое. Понимая, что вопрос о возвращении отпал, я принимаюсь его стирать. Я стираю почти все предложение, остается начальный слог «Ка…», и вдруг я снова царапаю запястье и вывожу: «Как пахнет сирень?»

Вот тоже, далась мне эта сирень!

Опять за окном слышна гитара и бархатный голос Фёдора. Зачем только я пожелала себе веселых соседей? Ну их подальше! Через какое-то время понимаю, что нахожусь в тишине, только звенит какая-то мушка. Или это комар? Или в голове? Наверное, в голове. Да нет, это чипт. Странно, вроде деревянный, а словно живой. Что там у него внутри? Кручу так и сяк, ничего не выходит. По принципу помады “Шанель” вдавливаю дно, и вдруг оно отскакивает, и внутри чипта обнаруживается мусор: спутанные волосы и клочок бумажки. Я трогаю этот клочок…, он не глянцевый. Это, по всей видимости, когда-то был простой тетрадный лист. Непередаваемое ощущение. Столько бумаги прошло через мои руки – и в школе, и за пять лет работы в журналистике, но именно этот малюсенький клочок вызвал целый шквал эмоций. Потому что он – не отсюда. Для чего он в чипте? Полностью не осознавая своих действий, тянусь за одним из журналов, царапаю запястье и пишу уже на журнале: «Как пахнет сирень?» Теперь мне не страшно, что придет кто-то и случайно сотрет буквы со стола. У меня есть «записная книжка». Я прячу журнал под диван, прилаживаю деталь чипта на место, кладу его в карман и иду гулять по берегу. Меня абсолютно не тяготит одиночество, да и что толку встречаться с кем-то, если никаких вопросов задавать нельзя, все равно ответы не получу. Пальцы теребят клочок бумаги, который я в чипт обратно не засунула.

Стоп! Я знаю, что встречи мне не разрешены, или не доступны, как бы это не называлось. Но ведь я могу захотеть книгу с ответами на все вопросы, или почти на все. Я просто мечтаю, чтобы эта книга нашлась у меня сейчас на стеллаже за журналами. Нетерпеливо спешу обратно в дом по дорожке из гравия, встречаю мужчину с котом, беру котяру на руки, зарываюсь ему в шерсть носом и шепчу:

– Спасибо, кошaк, это твоя лапа надоумила меня писать.

Кот урчит, лижет мое ухо. Вдыхаю запах шерсти, которого нет. Просто нет запаха и всё тут. Но приятно как!

Отпускаю Семёна и спешу дальше. Дома, в самом углу шкафа, на верхней полке, нахожу красную кожаную книгу с алфавитным указателем. Открываю на букве «В», ищу «Вернуться», читаю «см. оказаться в точке отсчета». Открываю «О» и сразу попадаю на «Оказаться в точке невозврата», но спешу пробежать глазами мимо, и нахожу нужную фразу. С удивлением читаю «Оказаться в точке отсчета вам поможет запах». С минуту сижу, не дыша, потом начинаю нюхать все подряд. Бессмысленно. Запахов нет. Задумываюсь – а зачем мне возвращаться? И тут же взглядом упираюсь в выведенную моей кровью на столе фразу «Кого я любила?» Наверное, вернуться нужно именно ради этого. К тому, кого я любила. Я не знаю, как это будет: цветком я вернусь, или мотыльком, или тучкой. Мне все равно. Просто меня охватывает желание, которое пуще неволи. Читаю в книге про чипт. Оказывается, это мой стержень, который при повреждении теряет свои магические свойства по закреплению. Интересно, закрепление чего, или к чему, имеется ввиду? Я ведь уже чипт разобрала и бумажку вынула. Значит ли это, что чипт на меня больше не влияет?

И тут до меня доходит, что чипт никакой не деревянный, это просто имитация под дерево. Он такой же ненастоящий, как и всё вокруг. Такой же рукотворный. Ненавижу этот чипт. Но опасаюсь избавляться от него, вдруг он всё же имеет какое-то влияние на события, происходящие со мной?

Почему так быстро останавливается кровь? Запястье нужно снова царапать. Не чувствую боли, но внутри непонятная дрожь. Вот первые капли. Макаю кусочек пластика, который сберегла, в маленькую красную лужицу на столешнице и торопливо вывожу в журнале, приспособленном под записную книжку: «25 июня. В дирте 21 день. Второй уровень – это навсегда. Первый уровень…» Рука замирает. Первый уровень можно покинуть! Можно. Можно. Стучит сердце. Кровь снова сворачивается, но я уже знаю, что царапать руку можно многократно, и ничего не случиться. И я продолжаю писать «Запах. Как его найти? Я найду его. И я вернусь к тому, кого я любила. Кого же я любила?» Чипт пульсирует в кармане, я достаю его и снова открываю. Эти спутанные чьи-то волосы меня бесят. Выбрасывать противно. Из окна по глазам бьет солнечный луч, и откуда-то, из глубины сознания, всплывает, что нужно их сжечь. Тут нет огня. Хочу оказаться в распределителе аэропорта, там много людей, значит, есть вероятность каких-то событий. И тут же слышу, как за окном сигналит авто. Выхожу на крыльцо, темнокожая женщина машет мне из автобуса. Бегу к нему, но спотыкаюсь и разбиваю коленку в кровь. Боли снова не чувствую, но вытирая алые струйки, внезапно понимаю, что надо вернуться. Вбегаю в дом, и замираю. Почему я вернулась? Ошеломленно озираюсь. Растерянность полная. Как же саднит коленка! Смотрю на окровавленную коленку и вспоминаю, что должна забрать журнал с записями и красную книгу с ответами на все вопросы. Хватаю их и бегу назад, к автобусу.

Пока едем в аэропорт, пока сижу в распределителе, не переставая ковыряю раненую коленку. Потому что уже поняла, что как только вижу кровь, память возвращается. Черт с ней, с этой коленкой, даже если шрам останется, не жалко.

В распределителе я забираюсь с ногами в кресло и снова разбираю чипт. Может выбросить его? Красная капля с колена капает на желтое пластиковое сиденье. Мысли роятся в голове.

Клочок бумаги помог мне понять необходимость записей, и помог сделать чипт недействующим. Но для чего же спутанные волосы в нём? Вынимаю из сумочки (и как она тут оказалась?) ватную палочку, макаю в кровь и записываю вопрос о волосах в журнале.

Как же долго не зовут на рейс. Уже и девушка в оранжевой панамке подошла, села рядом, и та девица из автобуса с накачанными губами. Познакомиться с ними что ли? Я представляюсь:

– Привет, я Зоя. Вы куда летите?

«Панамка» растягивает рот в улыбке:

– Я Маша, я лечу на Север.

Девица хмуро бурчит:

– Софья. Я, по-видимому, лечу вместе с тобой. Я уже заметила, куда бы я не пришла, везде рядом оказываешься ты.

Я, не забывая шкрябать рану, спрашиваю с удивлением:

– Что-то не встречала тебя на берегу моря.

Она неохотно признается:

– Я была в соседнем домике, просто ты мне надоела, я не хотела с тобой встречаться.

И вдруг начинает по-идиотски смеяться: мол, вот как я тебя провела. Я вежливо улыбаюсь, и предпочитаю снова уткнуться в журнал. Внезапно поднимаю взгляд и обращаюсь к Софье:

– Слушай, а ты не знаешь, где можно взять огонь?

Странно, почему я спросила именно это? Но она, не задумываясь, достает из кармана зажигалку и протягивает мне. Я не верю своим глазам, вернее своему счастью. Осторожно беру зажигалку и встаю с кресла. Втроем, как крысы за дудочкой Нильса, мы идем в конец коридора. Там, судя по указателю, находятся туалеты. По дороге меня посещает мысль, что странно все это: для чего тут нужные уборные? Ведь потребности в них нет. Когда за нами закрывается белая дверь, я достаю из кармана спутанный комок волос, извлеченных из чипта. Девчонки смотрят на меня с удивлением, чуть ли не раскрыв рты. Для верности я резким движением рву из головы несколько волосков. Всё равно не больно! И я поджигаю все эти волосы: свои и из чипта. В носу начинает щипать, распахивается дверь и уборщица вносит огромную бутыль с прозрачной жидкостью. Увидев нас, поджигающих что-то прямо на столешнице возле раковины, она охает, роняя бутыль прямо на розовый блестящий кафельный пол… В бутыли, оказывается, был нашатырь. Столько нашатырного спирта сразу я не видела никогда. Он просто до потолка заливает все помещение. Становится нечем дышать, и его запах, запах, запах… Я чувствую его. Я открываю глаза.

Я вижу кое-где облупившиеся жёлтые стены, казенное одеяльце, ветку сирени в банке на тумбочке, электронные часы с окошечком для даты «7 мая» и фигурку, свернувшуюся клубочком у меня в ногах. Шевельнулся. Сонно моргает глазами, поправляет задравшийся джемпер с рыжей кошачьей мордой на груди, бросается ко мне:

– Мама!

Как кружится голова. Я слабо улыбаюсь и тяну к нему руку с забинтованным запястьем.

Медсестра, торопливо закрыв склянку с нашатырным спиртом, ставит ее на тумбочку соседки по палате, подходит к двери и кричит в коридор:

– Софья, дoктора!

Палата наполняется народом. А я шепчу в маленькое, теплое и такое родное ушко тому, кого больше всех люблю на Свете:

– Семён, сыночек, я с тобой. Всё хорошо.

(с) Ольга Безденежных

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский поэт Николай Выкочко. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Усинск, Усинск, мой город приполярный,
В стремленье жить – не терпишь суеты,
И неба свод свой слог эпистолярный
О нас, слагая, шепчет с высоты.
Одетый в снег, ты чистый и белёсый,
Сжимая губы, дышишь через нос,
И вьётся пар, как чуб светловолосый,
По-над тобой затеплившись в мороз…
С припухших крыш свеваешь иней колкий,
И в свете дня искришь фасад домов,
Вокруг тайга, но дух сосны и ёлки
Не чуешь ты, попавший в плен дымов.
Гудят машин добротные моторы,
От гаражей, из труб печных – туман.
И где-то там, где вверх теснятся горы,
В гортанный бубен бьёт рукой шаман…
Мороз и снег и солнце – не причина,
На лёд Усы – сочится клюквы сок,
И ты, Усинск, взрослеешь как мужчина,
И время студит, серебрит висок…

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” сыктывкарский поэт Александр Герасименко. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

…Смотри, какие в небе облака!
Вон синий кит в морской лиловой пене,
Единорог – пурпурные бока,
А рядом белый лев и два оленя.
Сменяется касаткой синий кит,
Единорог стал розовым фламинго,
В них солнца луч изысканный завит, –
Воспользуйся таким прекрасным мигом:
Ты подари всё это в тишине
Единственному в мире человеку.
А ночью прогуляйтесь по Луне,
И в лунную войдите вместе реку,
В которой отражается Земля –
Любимая, чудесная планета.
А рядом звёзды весело горят,
Как космоса веснушки, рыжим светом…

(с) Александр Герасименко

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Екатерина Казарина. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: . 3

Откуда ноги растут

Позвольте представиться: Принцесса. Самая, что ни на есть настоящая Принцесса. Я живу в Сказочном лесу, в высокой-высокой неприступной башне, и меня охраняет злой Дракон.

По идее, так начинается любая сказка, но не моя.

Во-первых, мой страж – самая очаровательная в мире дракониха. Мы провели с ней немало часов в задушевных беседах. Она готовит мне какао и плюшки на завтрак, охраняет от недоделок-рыцарей, поёт колыбельные на ночь и нежно укрывает одеялом.

Во-вторых, в башню меня заточил не злой волшебник, а я сама себя, чтобы искали подольше и не надоедали всякими глупыми предложениями.

В-третьих, по пятницам я предпочитаю полетать на метле и немного поколдовать, а иногда вообще зависнуть с подругами в «Кабачке у дуба» или у кого-нибудь с зельями и приправами.

И вообще, хватит уже рассуждать, пора начинать нашу сказку.

***

– Принцесса! – услышала я откуда-то снизу, – слышала новость?..

– Какую на этот раз? – ответила своей охраннице и кинула яблочный огрызок в голову рыцаря, долбившегося в ворота моей башни.

– Помнишь ты, принцессу, которая жила в башне неподалёку?

– Та, которая вечно в истериках билась?

– Ага, та самая. Так вот, она в эту пятницу под венец идёт.

– Ого! Дык, кто ж на неё позарился-то? Он, наверно, и не общался с ней более пяти часов, – я ухмыльнулась, – зато теперь намучается! Она ж его в могилу сведёт своими капризами.

– Но она под венцом, а ты, разборчивая моя, всё под моим крылышком кукуешь.

– А мне и с тобой неплохо… – и я кинула очередной огрызок в долбившегося рыцаря, – чем с такими.

Мы вместе выглянули: рыцарь всё ещё пытался раскурочить ворота и вызвать дракона на смертный бой, дабы спасти меня.

– Тебе он ещё не надоел? – поинтересовалась Дракониха.

– Не-а, пока. Яблоки не закончились, да и любопытно: сколько же раз я попаду в его мерзкий шлем.

Прошло около двух часов. Рыцарь уже вяло стучал в ворота, нехотя, охрипшим голосом, скорее по привычке, пытался заученными фразами вызвать моего дракона, или хотя бы уговорить меня бежать. Лошадь его, вернее, конь верный, разве что копытом у виска не крутил. Дракон моя, что-то напевая, жарила чебуреки для гостей, а я, икая от переедания, дожевывала последние яблоки и всё ещё пыталась попасть огрызком в чудо в перьях. Несколько раз красиво угодила в его начищенный шлем, но рыцарь так ничего и не заметил. Обидно. Надо было что-то придумать – солнце склонилось близко к горизонту, скоро должны были прилететь мои подруги, от которых явно этому неудачнику не поздоровится – я ж их знаю.

– Эй, скакун! – крикнула я.

– Чего? – игогокнул конь.

Рыцарь перестал долбится и тихо осел на землю в кучу огрызков и пыли.

– Вы здесь надолго? – поинтересовалась я очень радостным голосом. – Рыцарь замер и ещё один огрызок угодил в цель.

– Да фиг его знает! – устало прозвучало в ответ, – он у меня упёртый, до следующей пятницы может спасать тебя, – тут конь всё-таки покрутил копытом у виска.

– Он мне надоел уже… – пожаловалась я, – хуже редь…

Но тут мою жалобу прервал заикающийся хрип:

– Ты.. Тттыыы разговариваешь?..

– Да, блин, ты тоже, заметь, а лучше бы молчал… – тут конь захрумкал яблочком, любезно скинутым мною.

– А чего раньше ничего не говорил? – доехало до рыцаря.

– Дык, я люблю поговорить с умными людьми и не только людьми, – и тут конь подмигнул Драконихе, которой стало до жути любопытно: чего ж так тихо стало.

– Слушай, забери его, а? А то он уже все ворота попортил. Опять менять придётся. Разоримся скоро.

– Куда ж я его дену?.. – вздохнул горестно скакун, – ему как втемяшится что, так потом хоть кол осиновый в за.., ээ, на голове теши, ничем не выбьешь. Вот бывают же нормальные хозяева. За что мне такой попался?..

– А вы дальше езжайте! – вмешалась Дракониха. – Тут через милю ещё замок стоит, там есть принцесса. Правильная такая: и в обмороки чуть что падает, и каприииизная…И мечтает, чтобы её спасли… А то он, тут до смерти орать будет. До нашей смерти… – горестно вздохнула она и чуть опалила перышки на шлеме рыцаря.

– Так в какой стороне, говоришь, эта принцесса? – приободрился конь.

– Там, – кивнула Дракониха, – я свистну, чтобы напарник не сильно лютовал. Да он и не будет: надоела ему эта фря хуже горькой редьки.

Скакун резво вскинул притихшего хозяина на спину поперёк седла: мол, из битвы вынес, а для правдоподобия Дракониха снова подпалила перья на начищенном шлеме. Вскоре даже листики прекратили шевелиться на тех кустах, через которые удалилась надоедливая парочка, но вновь затрепетали под взрывом нашего хохота.

– И ты предлагаешь мне выйти за вот такого идиота? Да у него конь умнее! – утирая слёзы, выдавила я из себя.

– Ладно-ладно, уговорила! За такого – не надо! А то ты, так и будешь жить на конюшне!

И мы в обнимку отправились на кухню – проверить всё ли готово к нашествию гостей: всё-таки пятница на дворе. Надо было и напитки проверить: что в холодильник поставить, что, напротив, – погреть, а моя Дракониха, уменьшившись до привычных человеческих размеров, принялась дожаривать чебуреки.

Откуда вообще ноги растут

Заканчивался новый день лета, когда Леший и Баба-Яга устраивались за столом, чтобы выпить, после напряженного дня, ароматного лесного чая.

– Вот скажи мне, Яга, ты всегда была нечистью?

– Нет… – улыбнулась она в ответ.

– А почему тогда ты здесь?

– Знаешь, когда-то я была Принцессой. Жила в замке, и меня охранял злой Дракон. Но со временем я подружилась с Драконом. Со скуки начала общаться с жителями леса, а это были далеко не высокородные особы. Пыталась ходить на балы да дружить с другими принцессами, но они только и знали, что разговаривать скучными цитатами и обсуждать принцев, их кошельки, размеры, коней.

– А почему тогда ты не нашла себе Принца и не стала его женой?

– Принцы воспитаны Королевами-Матерями, и привыкли, что за ними всегда ходит дюжина нянек, вытирает сопли им, коню, оруженосцу. Ну, и они никогда не задумываются, что золото надо где-то добывать, что новых принцев и принцесс надо на что-то одевать и учить, что замки себе надо отстраивать, а не ждать, пока Король корону снимет. Тьфу, на таких Прынцев!

– А почему Ягой-то стала? – всё ещё недоумевал Леший.

– Да потому, что пока ты Принцесса, ни в чай никому не плюнешь, ни с упырями самогону не попьёшь, ни в носу лишний раз не поковыряешься – этикет, видите ли! Не положено! А стала Бабой-Ягой, так можно и с нечистью дружбу водить, и Принцев к мракобесам посылать, и никто ничего не скажет: мне по статусу положено быть вредной, ехидной, и жить в избушке на курьих ножках, на досуге лакомясь запечёнными добрыми молодцами. А ежели и сделаю что-то полезное или хорошее, то всегда можно свалить на «бес попутал» или «мухоморы крепкие».

Баба-Яга посмотрела на собеседника и допила чай.

– Ядрёный он получился в этот раз! Да, и какая Принцесса будет сидеть за полночь с Лешим и разговоры разговаривать?

Самовар тихо пыхтел на столе, зудели комары, не решающиеся подлететь к заболтавшейся нечисти. Беседа журчала ленивым ручейком: столько было сказано и столько ещё надо было сказать.

(с) Екатерина Казарина

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Николай Попов. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Я отдыхал. Оркестр играл заказанные мной песни ко дню рождения моего друга. И я расслабился с бутылкой вина и фруктовой нарезкой. Танцовщицы ресторана очаровательно двигали бёдрами с лёгким намёком на эротику. Полумрак, отсутствие собеседников, и музыка, музыка, музыка: – вот в чём я сегодня нуждался. Поэтому, взяв на себя хлопоты по организации праздника, умело создал нечто среднее между тем, что желала глупая пьяная толпа, и тем, что желал умный, ироничный и творческий я.

Именинник, он же юбиляр, уже несколько раз бросал на меня завистливые взгляды. Ему уже наскучила роль благодарного хозяина, и тянуло в мою компанию, где не надо вежливо смеяться, понимающе улыбаться и хоронить отличные шутки, которые так и рвутся с языка в эфир, в присутствии этой публики, в вежливом покачивании головы. Сам виноват, когда возникла идея проведения праздника «тридцатипятилетия», я предлагал собрать мальчишник с нормальными парнями и ветреными девчонками. Нет, он вспомнил, что люди делятся на нужных и ненужных, и даже здравых парней пригласил с жёнами, убив праздник в зачатке. Теперь эта масса соревнуется в степенности, старается не пьянеть и не, дай бог, сказать что-то лишнее. Танцы в деланном кураже похожи на кривляние, шествование из угла в угол с бокалами в руках… Насмотрелись фильмов про богемную тусовку. Меня к счастью это не касается. Мужчины сами сложили легенды о моих победах на постельном фронте, и теперь боятся знакомить со мной своих жён. Женщины бросают на меня заинтересованные взгляды, но “синицы в руках” в лице мужей, парней и прочих бойфрендов, лучше самого очаровательного журавля, коего для них представляю я. Также для обоих полов мой циничный, остроумный лексикон слишком сложен в данной, да и любой другой обстановке, поэтому я в одиночестве наслаждаюсь музыкой моей юности.

Вскоре взгляд юбиляра превратился из завистливого в умоляющий. Понятно, его атаковала супружеская пара из породы всезнаек. Плотный мужик с красным лицом и изнеможенная диетами женщина. Надо спасать и я отправился на помощь. Как железные опилки за магнитом, за мной направились “ничейные” девушки, которые каким-то невероятным способом проникают на любую тусовку, где можно найти себе, если не мужа, то хотя бы мужскую особь на ночь.

– Надо тебе жениться, Анатолий, – ронял мужик на несчастную голову юбиляра новые для человечества мысли. – Жена это как визитная карточка состоявшегося мужчины. Опять же дети. Мужчина должен продолжиться, почувствовать ответственность.

– Недаром говорят, мужчина слагается из мужа и чина, – поддакнула жена.

– Да, Толик, женись, – ворвался в разговор я, – будешь выключать мобильный в командировках, когда красивые, молодые девчонки, напомнят тебе, что такое настоящий секс. А недавно неземное, ныне истеричное создание, закатит тебе по приезде допрос, коему позавидовали бы и Малюта Скуратов и сам Берия. И ты будешь развивать свой мозг не в остроумии, а банальной лжи, типа, зарядка села, устал и тому подобная ерунда.

Женщина с подозрением посмотрела на краснолицего. Значит, я попал в точку с этими командировками.

– Ну, не у всех так, – ненадолго смешался мужик, – в командировках люди работают, устают.

– Конечно не у всех. Молодые и красивые девчонки спят с молодыми и красивыми парнями. Остальные довольствуются услугами сексиндустрии.

– А как же любовь? Вы что совсем не верите в искренность и взаимопонимание? – вклинилась в разговор одна из “ничейных”, пока закостенелый мозг супругов искал подходящий к данной дискуссии ответ.

– Любовь это когда тракторист подарил доярке платочек и лезет за стогом ей под юбку, а она кокетливо ржёт, отталкивает чёрную пахнущую соляркой руку и ждёт, когда утомлённый её отказами парень позовёт её замуж. Замени стог на квартиру, платочек – на золотую цепочку и увидишь схему любого супружества, – ответил я, не поворачивая в сторону девушки головы.

Она начала формулировать ответ, но так как мой друг во время беседы ловко ретировался, я, за неимением причины продолжать разговор, ушёл за свой столик. Плевать на вежливость и правила, пусть им соответствуют те, кому не скучно.

Юбиляр усердно танцевал, издалека благодарно махнув мне рукой, а я, придвинув к себе бутылку вина, вновь наслаждался одиночеством. Но дьяволу, отвечающему за мой комфорт на сегодняшнем вечере, вздумалось отвернуться, чтоб господь подверг меня новому испытанию. Та девушка, что сдуру брякнула про любовь мне, прожжённому цинику, решив что-то доказать или просто поговорить, уселась со мной рядом.

– Привет, меня Лена зовут.

– Родители не стали напрягать фантазию и назвали в честь какой-нибудь бабушки?

– Что? – немного растерялась она. – Вообще-то да. Но кстати, о моих родителях и любви. Они прожили душа в душу, как говорится, долго и счастливо.

– Что они делали с душами друг друга? – усмехнулся я, и, не останавливаясь, продолжил. – Милая, Лена, судя по тому, что на вас одето, вы зарабатываете сами. Скорее всего, секретарём или нечто подобным. Родители вас не баловали, но любили. Шили на новый год платье снежинки из старой кухонной занавески, ходили к вам на всяческие концерты, где вы либо фальшиво пели, либо неумело танцевали. Проще говоря, вы росли в нормальной семье. Папа изредка пил, мама судачила с соседями. Их юношеские мечты забылись. Мама подглядывала в телевизоре за другой, успешной жизнью, а папа убедил себя, что он прожил достойно, никого не подставив и ничем не рискнув. Так что, вы правы, они живут душа в душу. Но счастливо ли?.. Сомневаюсь. Люди свиньи, но разумные свиньи. Им всегда, что-то не хватает. Где-то богаче, кто-то сексуальней. Недавно весь смысл вашей жизни был в устройстве на достойную работу, сейчас вы ищете себе более-менее нормальную мужскую особь, дабы он кормил и одевал вас и в перспективе вашего ребёнка. Следом вам захочется материальных благ, потом общественного признания. В процессе вы научитесь ненавидеть своего мужа скрытой, а, возможно, открытой ненавистью за то, что вы сами убедили себя в любви, которой нет. А он будет в компании таких же неудачников искать выход, изменять вам, потом смирится, и вы будете жить с ним долго. В душу, в бога, в чёрта, в мать, как вам угодно.

– Мне говорили, что ты хам, но я почему-то не поверила, – милое личико Лены передёрнуло гримасой злости, однако, она даже не сделала движения, чтобы встать.

– Там, – я кивнул на остальную толпу, – найдётся куча единомышленников, вежливых и ограниченных людей вашего умственного развития. Негласный союз параноидальных мамаш и мудрого государства вбил в их детские мозги сказки о ячейке общества под названием семья. Мужчинам она не нужна, но они зомбированы. Так что вам совсем не обязательно выслушивать здравые мысли человека без догмы-колотушки в голове.

Мой очаровательный оппонент вроде немного успокоилась и сдержанно пропустила нелестное замечание о её уме.

– А дети? – с придыханием на окончании слова бабахнула она меня железобетонным аргументом. – Неужели они должны расти в обществе без любви, с половинными семьями? Без отцов?

– Я совсем не собираюсь переделывать общество. Куда мне тягаться с государственным институтом брака, с поддержкой всех женщин мира. Я просто эгоист, и мне не хочется, чтоб маленькое визжащее существо сначала мешало мне спать, потом требовало внимания, незаслуженно считая себя человеком, и в конце моей жизни подкидывало мне новых глупых, избалованных существ.

– Но ведь тебя-то растили, – убеждающе, с таким же придыханием продолжала Лена, упорно называя меня на «ты», – так же ты визжал, мешал спать…

– Не знаю, почему вас интересует именно моё счастливое детство, но из того, что я помню, могу поделиться. У меня с родителями был негласный договор. Я слушаюсь, и хорошо учусь, а они не вмешиваются в мою жизнь. Это их и меня устраивало, и продолжает устраивать. Я сам получил образование, пройдя путь от нищего студента до хорошо оплачиваемого специалиста. Общаюсь с ними по телефону, не напрягая их жизнь своим присутствием. Надо будет найму сиделку, которая будет таскать им пресловутый стакан воды хоть целый день.

– В твоей жизни нет ни капли чувства, – всё-таки высказалась она. – Ты как равнодушная железка.

– Сейчас меня преследует только одно чувство. Раздражение. Я заказал много хороших песен, а вместо того чтоб их слушать, вынужден общаться с назойливой и бестолковой особой, неспособной просчитать разговор, даже на два шага вперёд. Которую отличает от проституток только стремление продаться оптом, а не в розницу.

– Да ты… Да ты… Сука. – Лена взмахнула рукой, я не стал уворачиваться, но она не ударила. – Пошёл ты!

Но пошла всё же она. Лишь бы не разревелась, а то вдобавок к скучному вечеру придётся разбираться с пьяными заступниками.

Я сходил в туалет, а когда вернулся ко мне подошёл юбиляр.

– Ну что, как она?

– Ничего, жить будет, – ответил я, чокаясь с его бокалом. – Глупа, как кукла. Хотя нет. Куклы знают, что они не люди и их мнение никого не интересует.

– Давай завтра соберёмся у меня, посидим, чтоб как-то перебить общение с этими маразматиками.

– Наконец слышу первую здравую мысль за сегодняшний вечер, а теперь иди, плескайся в людском убожестве. За всё уплачено.

Толик отошёл. Я попытался снова настроиться на музыку, но моя преследовательница, решила-таки добить свои нервы. Наигранно равнодушной походкой и с выражением достоинства на лице она снова подошла ко мне.

– Хоть ты и скот, но я тебя прощаю, – её голос звучал до смешного возвышенно. – Ты ничего обо мне не знаешь, а смеешь судить. Я не опущусь до объяснения.

– Лена, милая, вы хоть слышите себя? У бабников есть такой трюк. Сначала унизить женщину, заставить защищаться, потом ослабить напор и затащить в постель. Поверьте мне, я не ставлю такой задачи, хоть у вас хорошая фигура и вы красивы.

– Да я с таким как ты… Никогда…

– Не врите мне, Лена. И себе не врите. И сейчас и в другой день, по лёгкому намёку вы пойдёте со мной. Чтоб доказать. Чтобы страдать. Я не знаю зачем, но пойдёте. В моей жизни сейчас три девушки. Мою квартиру убирает домработница. Так что я не нуждаюсь ни в любовницах, ни в домохозяйках. Но, даже зная это, вы пойдёте, потому что у женщин нет достоинства, и они любопытны. Я самоуверен, самодостаточен, циничен. Вы таких не встречали.

Во время моего монолога её лицо выражало такую гамму чувств, что величайшие актёры, захлебнулись бы от зависти. Рука всё-таки отвесила мне, ранее отложенную, пощёчину, и она в слезах убежала в туалет.

Вечер закончился разборками. Лена плакала и ничего не объясняла. Я стоял и нагло смотрел на угрожающие кулаки мужчин и заинтересованно перешёптывающихся женщин. Потом оделся и уехал домой. Никто не решился меня остановить. Стадо. Чванливое, показушное, трусливое стадо.

Через день я проснулся у себя дома, с жуткого перепоя. С трудом разлепив глаза, увидел перед собой улыбающееся лицо Лены. Она сидела на кровати, прикрыв голое тело простыней. Всё же фигурка у неё что надо. Прослушав её приветственную речь, я направился в душ. Когда вышел, достал из бумажника несколько купюр и положил в коридоре на полку. На кухне меня ждала яичница, кофе и сама Лена, уже одетая. Достав из холодильника бутылки, я смешал водку с соком, залпом выпил, разбавил ещё и стал завтракать.

– Как ты себя чувствуешь, милый, – ласково прощебетала моя гостья.

Я, молча, поглощал приготовленные ей яйца и насмешливо поглядывал на неё. Она создала на лице ироничное выражение и спросила:

– Может, ты всё-таки скажешь, как тебя зовут?

– Ну, во-первых, вы знаете. Во-вторых, совместная ночь – это совсем не повод для знакомства. В-третьих, деньги за услуги на полке в коридоре.

– Ну, ты же не такой! – закричала она. – Чего ты из себя строишь супермена. В глубине души ты добрый, нормальный парень.

– Вы, Лена, сейчас произнесли слово, которое я никогда не употребляю по отношению к себе. Мне противны нормальные люди. Они меня забавляют, но и это у них не всегда получается.

– Я думаю, тебя кто-то сильно обидел в жизни.

– Поверьте, Лена, это трудно сделать даже лопатой по голове. Мне по-настоящему всё равно. То, что я вам говорил позавчера и сегодня, это бред, направленный только на то, чтоб вы от меня отвязались.

– Ну, ты же сам вчера позвонил…

– У вас хорошее тело и глупая головка. Грех не воспользоваться, – мне, как ни странно, стало её немного жаль. – Лена, идите домой. В будущем ищите партнёров соответствующих вашему интеллекту и социальному уровню. И не забудьте деньги. Это компенсация. Кстати, совсем вами незаслуженная.

Она встала, выпрямилась, губы дёрнулись, скорее всего в ругательстве, глаза отражали горе, боль и обиду.

– Ублюдок! – крикнула она и выбежала из кухни.

Я услышал, как хлопнула входная дверь.

Ещё немного посидев за бокалом, я вышел в коридор. Денег на полке не было.

(с) Николай Попов