Несколько вопросов добровольцу ЛНР из Сыктывкара
Около месяца назад из Сыктывкара была отправлена гуманитарная помощь для жителей юго-востока Украины. Один из сопровождающих груз, лидер молодежной организации «Молодая гвардия» Илья Болобан решил остаться среди бойцов ополчения. По возвращении в Сыктывкар он поделился своими впечатлениями в интервью БНК, рассказал, в каких условиях находятся жители Луганска, а также отметил, что добровольцев из России в рядах ополчения очень мало.
Фото Юрия Кабанцева и из личного архива Ильи Болобана
– Илья, почему Вы приняли решение поехать на войну?
– Меня, как и многих других добровольцев из России, побудили поехать туда, в первую очередь, совесть и, наверное, чувство долга. Дело в том, что сегодня события на Украине наиболее обсуждаемая тема во всех новостных лентах, социальных сетях и на кухнях страны, и, поскольку в рамках моей основной деятельности последнее время мне все чаще приходилось апеллировать к сложившейся ситуации в Новороссии, я должен был быть там, чтобы иметь хотя бы какое-то моральное право высказываться по данному вопросу.
– Как Вас встретили местные жители? Что необычного Вы заметили?
– К добровольцам из России там относятся более чем доброжелательно и дружелюбно, местные очень нуждаются и рассчитывают на нашу поддержку, в том числе и моральную, и мы как раз являемся источником этой поддержки. Буквально каждый, в благодарность, старается проявить заботу к добровольцу. Местные женщины то и дело пытались меня накормить, хотя у них самих запасы невелики, я уже отшучивался: «Неужели так плохо выгляжу?».
Первое, что бросается в глаза, это несоответствие ожиданиям, городская инфраструктура полностью функционирует, работают государственные учреждения, магазины, развлекательные заведения, и все это на фоне непрекращающихся обстрелов и постоянной опасности. Второй яркий момент – само ополчение. Более радушной компании я еще не встречал, это действительно боевое братство, наверное, не бывает сплоченней коллектива, чем при подобных обстоятельствах, в настроениях полное доверие друг к другу, вот что значит, когда практически у каждого автомат на шее.
– Кто поддерживает порядок в городе?
– Меня поразил тот уровень самоорганизации, к которому удалось прийти на территории, подконтрольной ополчению. Такие проблемы, как наркомания, например, была решена за сутки: наркоторговцы ликвидированы, наркоманы отправлены рыть окопы, на тот еще момент в занимаемом ополчением Славянске. Безопасность в городе и правопорядок также контролируются силами народного ополчения совместно с местными правоохранителями. Для всех введен комендантский час после 22.00, а нарушители рискуют вмиг оказаться на земле с приставленным к затылку прикладом, и в качестве дисциплинарного взыскания пьяницы, дебоширы и злостные нарушители таскают мешки с песком на блокпосты, и, что удивительно, многие потом вступают в ополчение.
– В целом добровольцев из России в рядах ополченцев много?
– Как бы ни пыталась украинская пропаганда «тянуть за уши» нелепые гипотезы о дивизиях россиян, наших сограждан присутствует 5-7%, причем основная доля из них прочно связана с Украиной – родились там, женились, семьи, а то, что многие из этого контингента являются первоклассными военными специалистами, – ну это уже проблемы «правого сектора» и национальной гвардии.
– Среди ополченцев Луганска воюют профессиональные бойцы?
– Да, безусловно, именно на них возложены основные организационные задачи. Командирский состав ополчения практически полностью состоит из профессионалов и ветеранов. К примеру, лидер народного ополчения Луганщины Алексей Мозговой до всех этих событий нес службу по контракту, потом являлся сотрудником военкомата и прекрасно знает, как устроена армейская система. Но в большинстве своем это обычные работяги, которые берут оружие и отпуска за свой счет и встают отстаивать свои права, защищать семьи. Несмотря на то, что у многих нет опыта боевых действий, уровень боевого духа в подразделениях очень высок, они готовы идти до победного конца, а терять им нечего.
– Где этот «победный конец»? За что, по мнению ополченцев, они сражаются?
– Это война двух систем ценностей – традиционной для русского мира и аморально-западной, где продается и покупается все, включая людей и отношения. Ополченцы сражаются не за Януковича и не против Порошенко, а за справедливость и против олигархии, в их случае ещё и навязывающей националистическую идеологию.
– Женщины в рядах ополчения есть?
– Конечно, чаще всего это представители вспомогательных специальностей – медики, повара. Но есть и те, кто воюет вместе с мужчинами, на Донбассе, к примеру – действует женский батальон «Русь».
– Где ополченцы берут оружие, боеприпасы?
– В основном, конечно, трофеи. К тому же в арсеналах силовых структур хранилось большое количество вооружения, в том числе и тяжелого. Отвоевывают и технику, при мне была восстановлена боевая машина десанта. Модернизируют под военные нужды гражданские машины.
– Скажите, в Луганске, к примеру, больше мирного населения или все же ополченцев? И как относится мирное население к войне?
– Гражданских больше: женщины, старики, дети. Но в подавляющем большинстве они поддерживают ополчение, помогают бойцам кто чем может. Прокиевских настроений в регионе нет. Мирное население категорически несогласно с навязываемой новой украинской властью идеологией и ничего общего ни с этим государством, ни с этими людьми иметь не хочет.
– Есть среди мирных горожан те, кто даже в сегодняшней ситуации остается равнодушен или даже не согласен с действиями ополченцев?
– Есть и такие. Их там называют «диванными бойцами»: они продолжают жить своей жизнью, невзирая на опасность и смерть вокруг. Ополченцы к ним относятся с пренебрежительным презрением. Как можно сидеть в кафе и спокойно «дуть» пиво, когда идет война и твоя семья подвержена реальному риску? Эти люди вообще не имеют мнения, им все равно, кто будет у власти и какую идеологию принесет в страну, одним словом – «серый сектор». Такая позиция обычно устойчива до первой мины в огород, только как правило – первая мина является последней.
– По российскому телевидению мы каждый день видим ужасающие картины: постоянная стрельба, слезы, много погибших. Там действительно так?
– Все чистая правда. Там настоящая, не побоюсь этого слова, отечественная война. Не проходит ни единого дня, чтобы не было погибших. Каждый день – трупы, гибнут преимущественно мирные люди, дети. Места дислокации сил ополчения прекрасно известны украинским военным, но они упорно избегают прямых столкновений, обстреливая артиллерией с закрытых позиций и атакуя фронтовой авиацией жилые и промышленные районы.
– Из кого состоит армия украинских радикалов?
– На стороне украинских радикалов воюют наркоманы, пренебрегающие даже эвакуацией своих раненых. Был, к примеру, случай, когда один из командиров ополчения в лесу наткнулся на гору тел, прикрытых лапником. Он отбросил ветки и получил сердечный приступ, потому что увидел георгиевские ленты на убитых, а из груды покойников стон: “хлопці, поможіте”. Раненый оказался с запада, и на допросе он рассказал, как сослуживцы, чтобы с мертвыми не возиться, нацепили на них ленты – и как будто не свои. Далее сообщил, что воду не дают, только чай. Про этот чай, кстати, еще в феврале, во время майдана на наших лентах писали о подмешанном синтетическом наркотике. Мне как-то удалось с медперсоналом местной клиники для душевнобольных поговорить, и врачи рассказали, что все из местных, кто уезжал на майдан подзаработать, в течение месяца по возвращении обратились за медицинской помощью. Анализ показал наличие в крови вещества, которое я не то что запомнить – выговорить не смог. По заверениям медиков, оно испепеляет нервную систему напрочь, причем с их интенсивностью и объемом употребления даже самому крепкому организму остается жить два года максимум, так что в ближайшем будущем их ждет внезапный мор.
– А чем вы занимались в Луганске?
– Осваивал специальность военного корреспондента, делал репортажи, но основная наша миссия, «бойцов гуманитарных войск», заключалась в поставке груза и эвакуации беженцев. Как выяснилось, «караванщики» весьма почетная и очень нужная специальность. Наверное, от меня в окопе было бы немного толку, но на этом поприще я могу кратно эффективней реализовать свой потенциал.
– Среди жителей Луганска есть ветераны Отечественной войны?
– Я писал статью об одном погибшем ветеране Великой Отечественной, он был убит миной, ударившей прямо по его дачному участку. То, что не смогли сделать гитлеровцы, завершили боевики хунты. Похоронная процессия была обстреляна, в результате чего еще погибли два человека, В лесу постоянно действуют вражеские наблюдатели, поэтому пришедшие проститься с несчастным явно нервничали, и похороны прошли в спешке. Лично мне удалось пообщаться с ветераном уже Советской Армии, пожилой офицер учил ополченцев, придавал им боевого духа.
– Если бы война была не в Украине, а другой стране, Вы бы сочли своим долгом поехать туда?
– В Новороссии у меня много родственников, видимо, мое участие в конфликте и было мотивировано в первую очередь этим фактором. Вероятно, внутренние конфликты какого-нибудь Могадишо оставят меня равнодушным, но, что касается попираемых интересов нашего народа и страны на внешних территориях, для меня принципиально важно и я готов участвовать в подобных обстоятельствах и на других фронтах, не дай бог они возникнут.
– Как ополченцы относятся к России? Есть среди них разговоры о желании присоединиться, вслед за Крымом?
– Везде, на всех блок-постах, государственных учреждениях, в том числе и внутри помещений установлены российские флаги. Местные жители считают себя русскими, несмотря на то, что большинство – украинцы. Один из командиров ополченцев во время беседы со мной уверенно заявил, что Путина они считают своим президентом, прекрасно осознают ситуацию, в которой он оказался на международном ринге, рассчитывают на дипломатическую и гуманитарную поддержку, но в горячей фазе конфликта надеются только на свои силы.
– Какой примерно средний возраст ополченцев? Есть молодые ребята, которым только исполнилось восемнадцать и они сразу ринулись в бой?
– Возраст абсолютно разный, основной состав 35-45, но есть и молодежь, правда, с абсолютным отсутствием знаний военных дисциплин, они проходят обучение на месте, в полевых условиях. Есть и те, кто целыми семьями ушли в бой: отцы вместе с сыновьями.
– Есть среди местных такие, у кого семья осталась, к примеру, в центральной части страны? Как они общаются? Есть ли возможность гражданскому человеку из Киева перебраться в Луганск или наоборот?
– Конечно, и не мало. Много ополченцев, у которых жена и дети остались в Украине. Привезти их в Луганск практически невозможно, город окружен украинскими войсками. Что еще хуже, за теми, кто остался там, постоянно следят, допрашивают, контролируют. Я лично наблюдал следующую ситуацию: муж разговаривал с женой, которая осталась в Одессе, по скайпу. Он заметил, что она молчаливая и грустная, и спросил, в чем дело. В ответ по ее неподвижному лицу покатилась слеза. Через пару минут ему пришло сообщение, что, оказывается, за кадром рядом с его женой стояли бойцы Службы безопасности Украины и контролировали их разговор. Тут же на его лице тоже появились слезы. Что он мог сделать? Ничего. И вот так они сидели, смотрели друг на друга и молча плакали. Возможности увидеться у них и у других подобных семей практически нет.
– Ополченцы получают деньги? Есть те, кто приехал из России воевать, и получает за это деньги?
– Однозначно нет, добровольцы берут отпуска за свой счет и вкладывают в дело свои личные средства. Наемники только с противоположной стороны.
– Что в местных СМИ транслируется? Как они преподносят ситуацию?
– Примерно так: ополченцы обстреливают сами себя по кондиционерам. На одного убитого бойца украинских войск – три тысячи убитых ополченцев. В ДНР и ЛНР все хотят жить в Украине, а все беспорядки – дело рук агентов ФСБ.
– В последнее время довольно часто сравнивают конфликт в Украине с чеченской кампанией. Как на ваш взгляд, справедлива ли подобная аналогия?
– Однозначно нет. Изначально вектор агрессии разный: в событиях чеченских кампаний от территории в сторону государства, здесь же – от государства к территории. Новороссы не чинили геноцид украинского народа, не выселяли украинцев из домов, не отбирали их имущество и не угрожали крестовыми походами. Даже в момент штурма Грозного были предприняты все меры для минимизации гражданских потерь, до боевых действий три дня обеспечивался зеленый коридор, эвакуировались беженцы, кто пренебрег этим условием, по умолчанию признавался комбатантом, и далее на этих лиц распространялись законы войны. Со стороны украинских властей нет ни малейшей попытки исключить жертвы среди гражданских, граница закрыта, все известные силовикам маршруты с караванами беженцев обстреливаются.
– Вы планируете вернуться обратно, в Луганск?
– Да, сейчас мы инициировали движение «Тыл – фронту!», продолжаем сбор гуманитарной помощи юго-востоку, но приоритет отдается денежным пожертвованиям, поскольку гораздо проще закупать необходимое непосредственно на месте – в Ростовской области. На наш призыв откликнулись жители и других городов, в том числе к акции подключились и представители бизнес-сообщества. Вообще поражает социальный срез участников данной темы, в активное участие включаются все, кроме представителей «стабильного среднего класса». На мой взгляд, именно в подобных экстремальных ситуациях ясно видно, кто может и в тылу поддержать сопротивление, а кто пригоден лишь для карнавала в бутафории.
(с) БНК
