Представляем вам сегодня в рубрике “Выходное чтиво” интереснейший рассказ ухтинского писателя Анатолия Цыганова. Предлагаем присоединиться к увлекательному чтению и высказать своё мнение в комментариях.

Невероятную, по своей глупости, историю рассказал мне сосед. Мы сидели на веранде и отмечали окончание летнего сезона. В разговоре шла череда анекдотов, и, конечно, про женщин, точнее – про женскую логику. Я ему рассказал о том, как моя жена делит домашнюю работу по половому признаку. Она говорит так: в доме существует два вида работы – мужская и женская. Мужская – не под силу женщине, и она делается мужчиной. Женская – под силу мужчине, поэтому она тоже делается им. Посмеявшись над «логичными» рассуждениями моей жены, сосед вдруг посерьёзнел:

– А она права. Мужик может делать любую работу, особенно, если сильно прижмёт. Но я тебе другое скажу: что бывает, когда женщина начинает решать проблемы за своего мужа. Ведь ты знаешь: я долгое время работал с геологами. Жили мы в посёлке, построенном полулегальным, так называемым, хозспособом. Строительство заключалось в том, что правдами и неправдами контора добывала материалы, и стройку финансировала за счёт геологоразведочных работ. Это было прямым нарушением финансовой дисциплины, но проверяющие органы закрывали на такие «шалости» глаза. Постройка домов была под особым контролем партийных и советских организаций, всячески поощрявших внеплановое расселение работников, этим снималось напряжение общегородской очереди на получение жилья.

В то время с нами работал тракторист шестого разряда Иван Огородников. Он жил на окраине посёлка в восьмиквартирном двухэтажном доме. Здание было построено силами стройучастка экспедиции, таким же хозспособом. Жена Ивана славилась несносным скандальным нравом, вечно с кем-то судилась и что-то делила. Сам же Огородников отличался на редкость молчаливым характером. С раннего детства выбить из него слово было невозможно. Он говорить-то начал с четырёхлетнего возраста, когда родители уже разуверились, что чадо заговорит. Рассказывают: мать смирилась с тем, что врачи, обследовав со всех сторон организм ребёнка, развели руками. Совершенно здоровое дитя, без каких-либо отклонений, и рекомендации звучали почти одинаково. Как правило, они заключались в том, чтобы малыш меньше нервничал, больше употреблял витаминов, гулял на свежем воздухе.

Однажды дитятко, сорвавшись с лестницы, молча встало, отряхнуло руки и, не проронив ни слезинки, принялось за свои дела. Вот тогда мать разревелась. Схватившись за голову, она громко запричитала:

– За что меня Бог наказал? Чем я провинилась перед Господом? Да когда-нибудь ты хоть слово произнесёшь? Чем же тебя лечить, чтобы заговорил?

Иван вдруг перестал что-то строгать, обернулся к матери и произнёс:

– Ну?

Мать вначале даже не поняла, кто это сказал? Оглядевшись по сторонам, она по инерции спросила:

– Что, ну?

В ответ тут же услышала:

– Ну, заговорил.

Мать бросилась обнимать чадо, но он больше не проронил ни слова. Сколько ни бились родители, от него слышали только односложное «ну» или не менее краткое «нет». Как он умудрился жениться, да ещё на такой болтливой бабе, этого никто не мог понять. Но в один прекрасный день он молча привёл в дом соседскую девчонку, и, вопросительно глядя на родителей, спросил: «Ну?». Та оказалась на редкость общительной, и сразу завоевала симпатию родителей, тем более, что мужа своего с первых дней взяла в ежовые рукавицы. С возрастом общительность жены переросла в болтливость, что не мешало продолжению семейной жизни Ивана.

После того, как город взял на баланс посёлок геологов, спокойная жизнь прекратилась. Представительная комиссия поделила дома на благоустроенные и неблагоустроенные, и все неблагоустроенные обязала администрацию экспедиции снести. При этом дом Огородникова по странной случайности не попал ни в один из списков. Такое бывает в бюрократических заворотах: адрес есть, а дома нет. По плану генеральной застройки на этом месте должен стоять многоквартирный дом. Но денег в экспедиции в то время не хватило, и руководство решило схитрить. Вместо капитального фундамента насыпали грунт и на этом месте слепили из подручных материалов восьмиквартирный дом, подвели тепло, холодную воду и обозвали «полублагоустроенным». Соответственно, когда посёлок встал на баланс города, городская администрация потребовала отчёт по строительству. Руководство экспедиции решило вновь схитрить: снести тихонько времянку и построить уже капитальный дом. Жителей решили временно поселить в малосемейку, с тем, чтобы потом дать им квартиры в новом доме. Всё шло нормально до той поры, пока не узнала об этом жена Ивана. Она возмутилась и пошла к начальнику. Там стала требовать, чтобы им сразу дали новую благоустроенную квартиру, как идущим под снос. Начальник попытался утихомирить скандалистку, уверяя, что через год они получат квартиру в новом доме. Но женщина ушла, хлопнув дверью, с уверенностью, что она добьётся правды. Начальник вызвал Ивана и попросил утихомирить жену. Тот пришёл домой, сказал: «Ну», – и погрозил пальцем. Жена его сразу поняла, но не затихла. Она ещё больше распалилась, обозвала его «молчаливым дураком, на которого сели верхом и рулят без уздечки».

В итоге пошла в администрацию города и начала, как у нас говорят, «качать права». Там вначале не поняли, чего требует разъярённая тётка. А когда разобрались, очень изумились. Для начала городская комиссия удостоверилась, что дом существует. Затем потребовала отчёт. Руководство экспедиции попыталось объяснить, что дом «полублагоустроенный», так как не подведена горячая вода. Но к тому времени жильцы умело провели воду от батарей, и комиссия эти доводы не приняла, так как всегда существовала единая цепь отопления и снабжения горячей водой. А кто её провёл, не имело значения. Дом признали благоустроенным, жителей из списков на получение квартир вычеркнули, и многоквартирный дом обязали построить в другом месте, куда экспедиции пришлось тянуть все коммуникации. И остался Огородников жить в, не вполне комфортной, времянке, а с ним ещё семь семей. Вот такая история получается, когда не за своё дело берутся.

– Да ты что? Она же справедливости хотела, – возразил я.

– Справедливости? – сосед вскипел. – А то, что я, по милости этой справедливой женщины, и еще шесть семей пять лет ютились в этой времянке без элементарной ванны, пока дом не дал трещину и на глазах не стал разваливаться? Это как? Вот тогда нам дали уже благоустроенное жильё. Только Иван этого не увидел.

– Почему?

– Сел, благодаря своей благоверной, – сосед рассмеялся.

– Опять влезла не в своё дело?

– Влезла. От нас периодически отправляли народ на сельхозработы. В тот раз выпала доля трём трактористам, в том числе Ивану. Двое уехали пораньше. Иван замешкался, поэтому ему не достался трактор. Двоим же дали трактор с плугом и послали вспахивать поле какой-то заброшенной деревни. А Огородникову, чтобы как-то занять, предложили подвозить воду. Иван согласился. Ему дали лошадь, запряжённую в телегу с бочкой, и тот временно стал исполнять роль водовоза.

Однажды, подъезжая к пахарям, Иван заметил, что они что-то внимательно рассматривают. Он слез с телеги и подошёл ближе. Напарники держали в руках чугунный горшок и высыпали из него блестящие кругляши.

– Ну-у? – удивился Иван. – Золото

– Ты помалкивай. Мы клад плугом из земли выковырнули. Держи три монеты и смотри: молчок

Один из трактористов протянул кругляши. Огородников взял монеты и уехал. Дома он решил удивить жену, преподнеся ей необычный подарок. К его изумлению, жена нисколько не обрадовалась. Раскричалась, что его, дурака, надули, что надо было требовать дележа на троих, что он как был олухом, так им и помрёт. Тут же сорвалась и помчалась к этому трактористу. Там разорялась ещё сильнее, пока её не выставили за дверь. Тогда разъярённая женщина решила отомстить. Призывая на головы владельцев клада мыслимые и немыслимые кары, прибежала домой и накатала заявление участковому. Тот передал заявление начальству, и дело закрутилось. При обыске обнаружилось всё золото. На допросах напарники указали и на Ивана, которого тоже взяли под стражу. Три монеты приобщили к делу, а суд определил одинаковый срок всем троим. Вот и выходит, что Иван сел благодаря неуёмной энергии своей жены.

Закончив рассказ, сосед вздохнул:

– Что это? Бабья дурь или простая женская жадность?

– Ты что? По-моему, жадность не имеет половых признаков, – перебил я.

А жена соседа задумчиво произнесла:

– Все мы бабы – дуры, но не до такой же степени.

(с) Анатолий Цыганов

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” творение усинского поэта Николая Выкочко. Ах, как лёгок сегодня их бег,
Облака, словно лошади в пене,
Снова вьётся и падает снег,
Снова пляшут и мечутся тени.

Зимний день не от ветра продрог,
Холод космоса свет его вздыбил,
И луна, как соломенный стог,
Оседает в озябшую выбель.

Мир встревожен, заснеженный в край,
Снова катятся звёзды под ноги,
И небес розмариновый рай
Покидают вчерашние боги…

Гой ты, солнце на небе еси,
Не сподобься, родное, улитке,
От безвременья землю спаси,
Нам явись в лучезарной улыбке!

(с) Николай Выкочко

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” гость из соседней Печоры. Просим любить и жаловать – Виктор Перепёлка.

Странное дело эта мужская дружба. Живут совершенно разные люди – один на юге, другой на севере, и однажды, совершенно случайно, встретившись и познакомившись, находят что-то общее, объединяющее, взаимно полезное. Появляются общие интересы, и вот они уже везде хотят быть вместе, делать общие дела. Так случилось и на этот раз.

Соколовы первые кто встретил приехавшего по направлению отделения железной дороги, нового начальника станции, Виталия Владимировича Зуева, с пригородного поезда. Помогли перенести небогатый скарб, в отведённую квартиру стандартного деревянного дома на две семьи, и даже дали дров на первое время. Непьющий, симпатичный, небольшого роста, но крепко сбитый, смелый и дерзкий, Зуев, в прошлом подающий большие перспективы боксёр. Он как-то сразу расположил к себе спокойного, полноватого увальня, Володю Соколова.

Никто тогда подумать не мог, что между этими мужиками, с совершенно противоположными характерами, может возникнуть такая крепкая дружба и духовная необходимость друг в друге, а главное – общие одинаковые интересы.

******

Солнце, незаметно увеличиваясь в размерах, появлялось из-за красного горизонта, отражаясь серебром на влажных от росы растениях. В густых сосновых кронах наперебой закричали птицы, сливаясь в единый монотонный гул. Утренняя прохлада, вызывала неприятный озноб во всём теле и желание скорей зарыться под чуть пахнущее затхлостью ватное одеяло, на деревянной постели лесной избушки, где ещё паровала труба тёплой «буржуйки».

– Ну-ка, подъём! – резко крикнул Виталий, смывая с лица последние следы сна из висевшего на толстой лиственнице, старого умывальника.

Из-под ветхого одеяла появилось недовольное опухшее от сна и комариных укусов лицо Володи Соколова.

– Чё орёшь? Ложись ещё валяйся. Успеем налазиться. – огрызнулся он хрипло, откашливаясь.

– Давай, давай Волоха, уже комары даже просыпаются, – сказал Виталий, прихлопнув ленивого комара на щеке.

Покряхтывая и потягиваясь, Соколов, откинул одеяло, и не открывая глаз, пополз на край деревянного настила, служащего кроватью.

– Ни дома, ни в лесу покоя нет, – проворчал он беззлобно и потянулся в нагрудный карман за сигаретой.

– Сколько времени, хоть? – спросил, раскуривая сигарету и выпуская клубы дыма.

– Время в туалет, а мы ещё не ели. Нет у нас уже времени. Пятый час. – ответил Зуев, взглянув на часы.

Вытащить из дома Соколова на рыбалку, особого труда не составляло. Во-первых, он с радостью принимал любое предложение от Виталия, во-вторых – у него накопились отгулы и на полном основании он имеет право их истратить и в – третьих, – за любой предлог побывать в лесу, поохотиться либо порыбачить, он цеплялся крепкой хваткой. Для него это являлось любимым способом досуга.

Накрутив портянки и натянув резиновые сапоги с загнутыми голенищами, Владимир сунул в карман затёртое, застиранное полотенце, и молча взяв чёрный от копоти и частого использования чайник, направился к журчащему неподалеку, в зарослях, ручью.

Традиция поведения совместного пребывания в лесу, у Соколова и Зуева, была отточена до мелочей. Зная, что от кого требуется и ничего заранее не согласовывая, они почти синхронно делали необходимые действия. Стоило Соколову уйти с чайником за водой, Виталий тут-же натаскал сухих веток, разжёг костёр и раскрыв банку тушенки, грел её, примостив на рогатину из разветвления сосновой ветки. Не сговариваясь, они во всём дополняли друг друга. Даже если один что-то шутил, второй тут же подхватывал тему, и шутка превращалась в целый комический диалог. Интересно и смешно было наблюдать двух взрослых людей, которые коверкая и искажая смысл слова, пытались преуспеть друг перед другом в комичности и остроумии, при этом, с серьёзным выражением лица.

******

Кстати, за лицо Владимира нужно сказать отдельно. От постоянно повышенного давления, его лицо было фиолетово – красного цвета и казалось, что он постоянно под хмельком, хоть и пил он запоями, но редко. Самая основная значимость, что он был поразительно похож на артиста Евгения Леонова. Тот же нос, те же брови, та же округлость лица. Над этой схожестью, он и сам постоянно подшучивал:

– Ну, батя даёт, главное меня сдал в детдом, а сам звездится в кино.

Как-то раз, приехав из отделения дороги, куда ездил по делам, обиженно рассказал:

– Прикинь, Виталь, задолбали алкаши. Когда бы, куда не ехал, постоянно просят у меня стакан. Что я им? Сволочи, хоть гримируйся. Обойдут весь вагон, а на мне – останавливаются. Смотрят, рожа красная, значит – свой человек и стакан обязательно должен быть. Нашли пьяницу.

******

Позавтракав, друзья наскоро переложили продукты и остатки еды со стола в один из двух рюкзаков, и подвесив его в избушке на вбитый в брус стены гвоздь, чтобы туда не добрались грызуны, начали собираться на рыбалку.

-Володь! Ты кинь в другой рюкзак, что-нибудь на один раз перекусить, кто знает сколько проходим. – попросил Виталий.

Подперев дверь избушки, черенком лопаты и взяв удочки, черви и подсумки противогазов, вместо тары для улова, а также рюкзак с «разовым» питанием, они направились к речке, находящейся метрах в семистах от избы.

Утренняя, если не сказать, ночная прохлада, (в эту пору на Севере ночи практически не бывает), и ранний подъём, не располагали к красноречию и потому, некоторое время друзья шли молча. Чтобы задать темп движению, молчание нарушил Виталий :

– Волоха, хочешь анекдот? Его не знает никто. Сам придумал.

– Да, ну нафиг. Сам придумал? Ну, давай.

– Короче, мужик с бодуна, утром садится бриться. Дрожащими руками приготовил: станок, пену, воду в стаканчике и обращается к жене:

– Дорогая, у меня такая аллергия почему-то, последнее время – как побреюсь, всё лицо горит. Ты смотайся в ближайший магазин возьми пару флаконов «Шипра» и.., что-то загрызть.

Орлов взорвался хохотом.

– Ну, прикол, сам себя сдал. – выдавил он сквозь смех и снова замолчал.

******

Шарканье сапог по отсыревшему хвойному покрову земли, нарушало привычную тишину таёжных зарослей. То там, то здесь пугливо порхали птицы и недовольно посвистывая, скрывались в хвойных кронах деревьев. Неожиданно ноги начали разъезжаться по скользкому белому мху, от чего идти стало тяжелей.

– Володь! А мы правильно идём? Что-то тропы не стало. – спросил Виталий, – тем не менее, по времени должны бы уже быть на месте.

Так, как Владимир здесь вырос, Зуев полностью полагался на его опыт, хоть и сам уже неплохо мог ориентироваться на местности.

– А мы зайдём повыше, а потом, будем рыбачить, спускаясь к избушке, – как то неуверенно ответил ему Владимир.

Прошли ещё несколько десятков минут. Виталий начал замечать, что его друг всё чаще, как то растерянно, ворочал головой по сторонам.

Разлапистых сосен постепенно становилось всё меньше. Их заменяли редкие, полусухие ели и тонкие кривые берёзки, из чего стало понятно, что они вышли на болото. Идти стало тяжелей. Рубаха прилипла к мокрой от пота спине Виталия. Река всё не появлялась. Восходящее раннее солнце, являющееся хоть каким ориентиром, спряталось, зайдя за внезапно набежавшие тучи. Небо стало мрачным и казалось, что утро начало отсчёт времени в обратную сторону.

– Чё, плутанули?- спросил.

– Вроде того. – как-то растерянно, словно сомневаясь, ответил Владимир.

Неожиданно, с шумом и гортанным хрипом, рядом из кустов, взлетел огромный глухарь и хлопая крыльями скрылся из вида.

– Эх, нужно было бы ружьё взять, – озвучил Виталий то, что возможно оба подумали.

Владимир промолчал. Было видно, что он очень расстроен. Не смотря на усталость и расстройство от неизвестности дальнейшего маршрута, Зуеву стало почему-то жалко друга.

-Ладно, Волоха, не расстраивайся. Где наша не пропадала.

– Да, блин, постоянно я сбиваюсь с этой тропы…Да ещё и солнце спряталось. Ориентира – ноль. – оправдывался Владимир, не поворачиваясь.

******

Накрапал дождь. Мелкие, редкие капли, почти незаметно, покрывали влагой растительный болотный покров, а также одежду рыбаков. По лицам скатывались шарики влаги и противно пробирались за ворот. Под ногами, в глубоком мху, зачавкал болотный торфяник.

«Чмок, чмок, чмок» – словно издеваясь раздавался звук двух пар сапог. Казалось, что что-то придерживает их снизу и тут-же отпускает, что заставляло за каждым шагом напрягать мышцы ног. Носки Виталия сбились под подошвы стоп, которые отдавались болью, от чего идти было ещё тяжелей. У Соколова шапочка с «балабончиком», которую связала его супруга, уже не казалась одетой на голову, а просто лежала на самой макушке, сложенная гармошкой. Растерянный, усталый взгляд, на фоне мокрого от пота «леоновского» лица, порождал в душе Виталия какое-то особое сочувствие и жалость. Хотелось что-то исправить, приписать себе какое-то его чувство вины.

« Нет, нужно как-то развеять эту смуту» – подумал Виталий.

– Володь, мне кажется, что сейчас у нас маршрут верный. Как ты думаешь? – спросил и заметив, что у того нет охоты поддерживать разговор, добавил, после паузы: – Своими куриными мозгами?

Соколов несколько секунд стоял, тупо глядя в пустоту, словно что-то соображая, и вдруг взорвался смехом. Казалось, вся его усталость испарилась, в эту минуту и к его сознанию пришло осмысление, что, вообще то ничего серьёзного и не случилось. Что блудить в лесу, дело обычное и никакой его вины в этом нет.

******

Впереди показалась высокая стена леса, и это принесло какой-то оптимизм и облегчение.

– Так, теперь я пойду первым, вдруг моя интуиция выведет – решил Виталий и так, как Соколов никогда ему не противоречил, двинулся вперёд.

Дождь прекратился. Лес, в который они вошли, оказался густым, труднопроходимым буреломом с толстыми и очень высокими ёлками. Сразу стало темно. Густые ветки лапника, подобно подола платья невесты, окаймляли комли деревьев и заставляли петлять по лесу, чтобы его обойти. Двигаться стало немного легче, чем по болоту, но пройденное всё равно сказывалось усталостью во всём теле.

Зуев скосил взгляд на Соколова. Тот шёл «на автомате», ступая след в след и, не мигая уставив взгляд в его пятки. Пройдя ещё метров двадцать, Виталий увидел на пути толстую ель с широким подолом веток.

«Приколюсь» – мелькнуло в голове.

Поравнявшись с деревом, он плавно пошёл вокруг него, вполоборота наблюдая за Владимиром. Тот не догадываясь ни о чём, уставший и безразличный, покорно шёл следом. Сделав несколько кругов и решив больше не издеваться, Зуев вслух засмеялся и этим словно разбудил друга.

– Ну, ты и сволочь,- простодушно заметил Владимир, громко смеясь над своей оплошностью и доверием.

– Всё, привал.- подытожил Зуев.

******

Совсем рядом, между кореньев, проложил себе дорогу извилистый ручей, вытекая ледяным потоком из болота. Его мерное журчание, вносило в сознание какую-то умиротворённость и желание расслабиться..

– Ладно, жрём-с. Доставай. – распорядился Виталий, понимая, что идти дальше нет никаких сил и засуетился в приготовлении чая.

Тепло костра расслабляло и тянуло в сон. Было заметно, что грузный Соколов сильно устал и сейчас он безразлично и лениво молчал. Брюки на его коленях паровали, нагреваясь от костра. Шапочка съехала на левое ухо, и он даже не пытался её поправить, словно забыл, что она там есть.

Наконец забурлила вода в закопчённой, трёхкилограммовой, жестяной банке, взятой из избушки. Зуев засыпав чай, открыл тушёнку и поставил на костёр, приспособив чтобы не свалилась.

Нарезав хлеб, разложил всё на расстеленное полотенце, толкнул друга, размягчённого и сонного.

– Володь, хавать!

Тот машинально взял чайную ложку и пододвинулся к «столу». Откусив хлеб, Соколов с жадностью накинулся на тушёнку.

– Слышь, Волоха, хочу спросить тебя очень важную вещь.- обратился Зуев, нагребая полную ложку, и направляя её в рот.

– Какую? – спросил, пережёвывая.

– Очень серьезную. Касается, кстати, твоего здоровья.

– Ну?

– У тебя желудок не болит?

– Нет. Иногда изжога, а так… А что? – спросил тревожно.

– Да, дело в том, что глядя как ты наворачиваешь тушёнку, стало тебя жалко.

– Почему?

– Ну, если у тебя желудок здоровый, то его беречь нужно, пережёвывать тридцать восемь раз, а ты целиком, не разжевав, ложка за ложкой… Угробишь желудок.

– А сам, мечешь как с голодного края? – парировал, начиная понимать о чём речь.

– А, что я? Ты же знаешь, что у меня желудок уже больной. Что же его беречь? Вот и жрём-с.

Тут до Соколова дошло. Он пырхнул хлебными крошками с тушёнкой Зуеву в лицо и зашёлся от хохота.

– Ну, наконец-то, проснулся – обрадовался Зуев.

******

Почему-то самая вкусная домашняя еда, уступает простому чаю в лесу. Этот аромат и вкус на лесном костерке да на голодный желудок, наверное, не сравнить ни с каким деликатесом домашней кухни.

Завершив трапезу сладким чаем, друзья почувствовали прилив сил и словно открыв второе дыхание, двинулись в путь. В лесу посветлело и в просвете крон, вырисовывалось серое, закрытое тучами, небо. Не взяв с собой компаса и понадеявшись на опыт ориентирования по солнцу, шли наугад.

Наконец вышли на еле различимый профиль, где вырисовывалась заросшая тропа с высокими кочками по её краям. Не задумываясь друзья отправились по ней с надеждой, что она куда-то всё равно приведёт. Какая же была радость, когда пройдя около километра, они неожиданно вышли наконец на берег, такой желанной речушки, проносящей свои воды в ту сторону, откуда они так долго добирались. Теперь уже можно было смело двигаться вниз по течению, зная, что оно не даст им уже плутать в неизвестности и приведёт туда, откуда вышли три с половиной часа назад.

Реки на Севере, своеобразны и непредсказуемы. Извиваясь между бугров и стариц, они создают такие лабиринты, что можно день двигаться по берегу с рыбалкой, в конце, перейдя небольшой перешеек, выйти буквально на то место, откуда начал рыбачить.

Чувство успешной рыбалки, словно развеяло усталость в теле друзей. Размотав удочки и нацепив наживку, они с нетерпением и оптимизмом, обгоняя друг друга, двинулись на берег речки, быстрой и так манящей к себе.

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” произведение усинской поэтессы Дарьи Филитовой.

Звонишь мне ночью, обычно в полночь,
Срывая голос, кричишь стихи.
В них лунный всполох и кофе горечь,
Чужие руки, глаза, духи.

В них чьи-то тайны, твои победы,
В них путь, житейская колея.
В них та, кто тайно отводит беды,
В них все – но только, увы, не я.

Кричи, кричи про огни обочин,
Про свет, который разгонит мрак!
Пока ты будешь звонить мне ночью,
Я буду нужной. Хотя бы так.

(с) Дарья Филитова