Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” самый юный участник. Встречайте усинку Алёну Кальченко с ее произведением.

-Ну, что рассказать тебе, моя маленькая сестренка? Сказка – она ведь рядом! Стоит лишь присмотреться и она уже тут.

Живет сказка среди игрушек. В маминой доброй улыбке. В папиной мастерской и конечно, в твоих пухлых ладошках!

Смотрит на меня Аришка, ладошки свои разглядывает. Где же в них сказка то, а я дальше ей рассказываю.

Ладошечки-ладошки, и маленькие и большие, все время они в заботах, ни минуты в покое! А как по-другому? Вот кошка наша Нюша просит ласки – погладь, а вчера у меня так зуб заболел! Приложила ладошку. Теплая она, мягкая такая. Боль стихает, стихает… греет ладошка щечку. Вот и прошло совсем.

Как-то раз неудача была. Иду, рассказ сочиняю, задумалась… Бац!!! Нога подвернулась! Лечу-у-у!!!! А ладошка тут как тут лицо бережет от удара, себя вперед подставляет.

Пригожая ты моя, ладошечка, устала, небось, за день! Сомкну их, кладу под подушку. Горячо сразу в ладошках, зарождается в них сонное царство, реснички тяжелеют, взлетаю куда-то вверх… Мама говорит, если взлетаешь вверх, значит растешь! Вот интересно, думаю, что там вверху, где растут?

Распахнула ресницы – солнышко, да такое яркое, лучистое! Трава вокруг высокая, изумрудная, иду, будто лечу. Только вот ноги под собой травы не чувствуют, а идти хочется, не идти, а бежать! Рядом ручеек, весь в солнечных каплях! Хочу пить, ладошки протягиваю – вода льется в них, но как будто мимо. Что за странность? Так и не напилась. Дальше пошла, прислушалась. Птицы громко поют, но не видно их, как не гляди. Что же я стою то по пояс в траве? Надо тропинку искать. Развела я траву ладошками, словно воду, смотрю – вот и тропка тянется. По бокам тропинки кашка растет, как на даче у бабушки. Ароматная такая, белоснежная! А среди кашки этой цветы попадаются – яркие, небывалые.

Вдруг показалось мне, что цветы эти словно вспорхнули и закружились, да так захороводили! Голова завертелась! Присмотрелась – не цветы это вовсе, а малюсенькие колибри! Вот одна из них села прямо в цветок, остальные за ней. Воткнули свои клювики-трубочки, как в стаканчик для коктейля, в самую серединку цветка и как будто застыли. Вкусный, наверное, цветочный сок. «Повезло же вам, малютки, а я так и не напилась», – подумала я и закусила пересохшую губу. В ту же секунду вспорхнули все три птички-бабочки и поднялись высоко в небо. Провожаю их взглядом и удивляюсь, какое же небо здесь необыкновенное! То есть, небо как небо – голубое, бездонное, но облака на нем низкие, гладкие, – протяни ладонь и погладь облако! Так я и сделаю! Протянула, дотронулась… Почувствовала!!! Ой! Какое оно!!! Вязкое, плотное, совсем не воздушное, как представлялось. Как сдобное тесто! Отщипну-ка кусочек! И что мне с ним делать? Пирожки лепить?

Я принялась разминать белоснежный кусочек, а в голове, как бабочек рой кружилась мысль: «где я? зачем я здесь?» То ли шла я сюда, то ли плыла, как на волнах, делала то, что должна была делать, или ничего не делала вовсе? моих ладонях стал вырисовываться отчетливый силуэт какого-то смешного человечка. «Конечно, это человечек, а ни какой не пирожок!» – подумала я и улыбнулась.

Носик, смешной пуговкой, подпирали две рыхлые белоснежные щечки. Белый чуб, как из тонкого теста был легок и послушно поддавался игривому ветру. Я аккуратно вылепила ручки, затем крохотные ладошки, тельце и ножки. Человечек ожил! Он открыл свой маленький ротик, зевнул. Затем заморгал своими маленькими глазенками и стал щурится от яркого солнца. Потом он пошевелил ручками и снова уснул. «Просыпайся скорей, мне же скучно»! – воскликнула я, но человечек что-то сонно пропищал и крепко уснул, только пухлые губки время от времени надувались во сне.

Все остальное время, не знаю, был ли это день или ночь, я все отщипывала и отщипывала кусочки от белого облака и лепила, лепила маленьких человечков. Получались они все очень милые и смешные. Откроют глазки, улыбнутся, потянутся и опять уснут. «Хватит спать, лентяи!» – пошутила я и, сорвав, рядом растущий цветок кашки пощекотала малышам носики. Малыши начали все разом чихать, тереть свои глазки. Потом стали протягивать свои маленькие ручки к цветам, отрывая от соцветий миниатюрные цветочки, и жадно кушать их, громко и смешно причмокивая. Вот кашка-то! Ай – да цветок! Оттуда и название!

Вскоре небольшая грусть, или тревога охватила меня. Долепливая очередного малыша, я задумалась, почему же они так долго спят и так мало играют? Но вдруг услышала звонкий и пронзительный писк. Новенький человечек, как и прежние братья, открыл глаза: «Тили-лик, тили-лик!» – громко запищал звонкий маленький голос. Малыш поднялся на ножки, стал прыгать, рассматривать все вокруг. Я была вне себя от радости! Протянув к нему свою ладошку, я тихонько прошептала: «Привет, малыш! Тебе здесь нравится?» Человечек внимательно рассмотрел мою ладонь, прошелся по ней, но, кажется, не найдя ничего интересного, спустился на травку. Он заметил своих спящих братьев. Пощупал их, погладил. От его прикосновений малыши стали просыпаться. На их лицах появились улыбки. Они стали переговариваться на каком-то своем языке, затем собрались в кучку и решили, как я поняла, пообедать. Дружно они стали обрывать все ту же кашку и с удовольствием и жадностью утолять голод. После этого, мои первенцы стали потягиваться, гладить свои пухлые животики и беспрерывно зевать. «Неужели опять спать?» – подумала я. И действительно, там, где сидели, там же и повалились отдыхать.

А бедный новый малыш… Он не спал, даже после такого сытного обеда. Он сел на маленький камешек и загрустил, а потом горько заплакал, утирая глазки своими крошечными ладошками. Мне стало так жалко этого маленького человечка и я стала лепить еще и еще.

Новые малыши стали выходить такие же веселые и подвижные как последний. Вопрос о том, как назвать малышек придумался сам собой. Ленивых обжорок, я назвала Соньки, а веселых и неугомонных будилок – Поднимайки.

Самое интересное происходило потом. Соньки и Поднимайки выстроились друг за другом, как маленькие утята и куда-то отправились. «Ну нуда же вы, малыши?» – вырвалось у меня. Я стала наблюдать за ними. Человечки осмотрели тропинку, лужайку и направились к старому пню, который виднелся неподалеку.

Вокруг пенька густо и нарядно цвели незабудки, ромашки, благоухали диковинные лилии. Куча насекомых населяла этот пень: от красивых бабочек, присевших отдохнуть, до ярких божьих коровок с черными веснушками, мохнатых гусениц и неведомых мне жуков. С одной стороны пня была большая расщелина. Она была похожа на темный таинственный коридорчик, ведущий в глубину этого старожила. Мои подопечные направились именно туда! «Ну конечно, – сообразила я, – они ищут себе дом! Ведь у каждого, даже очень маленького человечка должен быть собственный дом».

Соньки и Поднимайки трудились. Они выносили из старой расщелины древесную труху, вычищали коридорчик, а там, в глуби, виднелась маленькая комната. Пол этой комнатки весь зарос нежным зеленым мхом. Для малышей это был мягкий ковер, поэтому, когда в очередной раз Соньки уснули, он заменил им привычные для нас кроватки. Стены своей комнатки человечки украсили голубыми незабудками, которые, по моему наблюдению, оказывали на малышей успокаивающее действие. Поднимайки, по обыкновению, не спали, они тихонько сидели, подложив свои ручки под пухлые щеки, тихо сопели и придумывали новые планы: как будить Сонек. Вариантов было много – это щекотание, и обливание прохладной росой, и пение дразнилок. Я догадалась по тем звукам, которые они пели, или, скорее всего, пищали: так ритмично и созвучно, что стала даже приплясывать вместе с ними. Когда Соньки просыпались, они вместе с Поднимайками выбегали из расщелины и опять поедали кашку, затем забирались на пень наблюдали за пролетающими мимо пчелами. Они махали им своими белыми ладошками. Иногда пчелы принимали этот знак, присаживались и угощали человечков свежим, только что собранным медом. Как это нравилось малышам! Когда солнышко уходило за тучку, и шел небольшой дождик, пчелы не летали. Соньки и Поднимайки с нетерпением ждали их, а однажды придумали нехитрое гадание. Они срывали все те же крошечные незабудки и, отрывая по лепесточку, гадали: «прилетят – не прилетят» пчелы. И когда пчелы наконец-то прилетали, они радостно голосили и подставляли свои ладошки для очередной порции ароматного меда. После такого лакомства, даже Соньки не засыпали. Они вместе с Поднимайками разгоняли окрестную надоедливую мошкару, ведь сладкий запах меда привлекал и ее. Затем малыши снова закусывали кашкой и тогда уже Соньки привычно потягивались, громко зевали, широко открывая рот, гладили свои сытые животики и дружно отправлялись спать. А иногда Соньки не выдерживали и засыпали прямо на пне, а верные Поднимайки отгоняли от них назойливых комаров и мошек.

Так и живут-поживают Соньки и Поднимайки в своей в причудливой стране. На меня они не обращают никакого внимания! Ведь я здесь всего лишь гость. Нет здесь ни ночи, нет ни дня. Но есть своя загадочная жизнь, пусть воплощенная в моих ладошках! Пока Соньки спят, Поднимайки терпеливо ждут это – «пора поднимать!» и трепетно выполняют свой маленький долг. Как же им друг без друга? Они такие разные, но такие похожие! Соньки знают, что их обязательно разбудят, а Поднимайки ждут своих Сонек, когда те выспятся и все вместе пойдут заниматься одним общим для них делом.

Поняла ли ты, что-нибудь из этой истории, моя маленькая Аришка? Где эта чудная страна с человечками из облачка? Клади ручки под щечку и засыпай, а ладошки расскажут тебе следующую, уже твою, сказку.

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский прозаик и поэт Николай Попов. Сидящий рядом, понимаете, вы говорите не о том… Евгения Аркушина

– Заткнись! Заткнись, ну пожалуйста! – взрывался мой мозг, гневными фразами на речь собеседника, но губы послушно сложились в понимающую полуулыбку.

– Я прихожу домой, – продолжал Евгений, – а там никого. Понимаешь, пустая квартира. – Он выдержал томительную паузу и, как ему наверно показалось, трагично посмотрел на меня. – Некому поздороваться, обнять… Некому поинтересоваться моими делами…

– Я очень хорошо понимаю тебя, Женя, – моя ладонь легла сверху его руки, – в этом трагизм нашего времени. Одиночество становится нормой. Деньги и карьера – эти спутники эгоизма – вытесняют вечные ценности. Любовь, семья, взаимоуважение, святость семейной постели становятся предметом для насмешек.

– Я никогда не встречал такую, как ты, – он наконец осмелился посмотреть мне прямо в глаза, видно два бокала вина дошли наконец до его крови, – ты не похожа на офисную пустышку.

– Спасибо, – я темпераментно сжала его ладонь. – Ты мне тоже сразу понравился. Я почувствовала, что ты надёжный. С тобой спокойно.

– Такое воспитание, – уголки его губ горделиво вздёрнулись, – родители всегда воспитывали во мне рыцарство.

Наконец-то ОНО упало в монолог. Кинь мужикам косточку, со вкусом самовосхваления, кивай им ритмично, как в сексе, и можно спокойно предаться своим мыслям.

Мне скоро тридцать. Какое удобное слово “скоро”. Оно может означать и месяцы и годы. Мне двадцать девять. И через полгода я буду биться в комплексах тридцатилетия. Увалень, сидящий напротив меня в ресторане и распластанный в комплиментах, это очередной шанс выскочить замуж. Я, да наверно, и весь женский пол таких не любят. Но я с удовольствием выйду за него. Он лох. Сейчас он желает моё тело. Чуть позже, пройдя через череду отказов, он его получит. И наткнётся на комплимент своей мужской силе и изобретательности с кислинкой лёгкого неудовлетворения на моём лице. И будет пыхтеть, стараться, пыжиться. Всегда смешно видеть лицо мужчины, когда он старается тебя удовлетворить. Губы напряжены. Мозг где – то далеко. Да ещё и пытается, одной рукой нервно теребить тебе сосок.

– Я трудно рос. Мне казалось, я не из этого времени, – меж тем продолжал мой собеседник, – Я всегда был какой-то излишне романтичный и возвышенный. Читал стихи. Конечно тайком, и …

Не знаю… Курсы, что ли открыть, для мужчин? Поучить общению с женщинами. Хотя бы первые азы. Элементарная вежливость. Двери открыть, стул там придержать. Ну, ещё не напиваться прежде дамы. Поменьше болтать, и больше слушать. Быть более уверенными что ли… Принимать решения, не скидывая ответственность на нас. В моей жизни был только один такой человек. Он, правда, принёс мне много горя. Но видимо это и есть мой идеал мужчины. Хотя обручальное кольцо мне наденет, нечто подобное, сидящее напротив.

– Может, пойдём куда-нибудь, в более тихое место? Где мы можем побыть только вдвоём, пообщаемся в более уютной обстановке, – вино понесло в атаку моего слюнявого рыцаря.

– Я бы с удовольствием, Женя, – я ласково погладила кисть его руки, – Но может чуть позже. Не хочется спешить. Такого, как ты, редко встретишь. Хочется растянуть минуты общения. Да и ресторан такой уютный. Я так редко куда-то выбираюсь.

Снова, его слегка крысиное лицо, расплылось в самодовольной мине. Напыщенный уродец.

Размеренную, слегка скучную тишину ресторана, нарушила суета возле гардероба. Любопытные официантки, едва кинув взгляд на вход, радостно заулыбались. Администраторша, черноволосая, крупноватая женщина, искренне радовалась прибытию новых гостей. И вот, они вошли. Красивые, уверенные, даже наглые. Трое парней. Последним вошёл Он. Чёрт! Этого мне ещё не хватало. К глазам подступили слёзы. Гамма чувств прокатилась видимо по моему лицу, и мой собеседник испуганно оглянулся. И сник.

Мужское эго не выдержало сравнения. Парни заняли столик на шестерых. Официантка быстро строчила в блокноте. Администратор, позабыв про должность излишне суетилась. Музыканты оживились и вокалистка запела что-то из питерского рока. Никакими чаевыми, такую любовь не купишь. Я набросила на себя маску безразличия. Как же, чёрт возьми, я забыла, это же Его любимый ресторан. Но была и радость. Радость от встречи с Ним. Он не звонил уже три месяца. И не отвечал на мои звонки. Сука!

Мой спутник, распрямив природную сутулость и изобразив на лице нечто вроде мачо, что-то небрежно затараторил.

Господи, как давно это было? Восемь лет назад, я только получила первую должность, в фирме. И сразу, надев на себя лучшие вещи, пошла на корпоратив, посвящённый дню рождения коллеги. Где и наткнулась на этого хама. Я была нищей. Снимала дешёвую комнатку. Перебивалась от зарплаты, до аванса. А это самоуверенное создание, подчинив мою душу, завёл привычку платить за секс. И я брала. Стыд, то какой! Брала. И бежала за ним по первому звонку. Не из-за денег. Любила, чёрт возьми! Но рука сама тянулась за купюрами. Я была нищей.

– Ленточка, привет! – Его голос вырвал меня из воспоминаний, а в животе неожиданно потеплело, – Рад тебя встретить. – Нахальные, дерзкие, голубые глаза смотрели только на меня. – К нам сейчас подъедут, подруги моих друзей, а я в этот вечер совсем один. Укрась мой досуг своим очаровательным присутствием, – Он уверенно, но нежно взял мою руку, поцеловал её, и слегка потянул, чтоб я встала.

– Уйди, – мой голос звучал на удивление ровно, – ты же видишь я не одна.

– Вечер обещает быть весёлым, лёгким и незабываемым, – Он даже не взглянул на моего спутника. – Остроумие и лёгкий цинизм, вот составляющие приятного времяпровождения.

– Дама ясно дала понять, что не хочет идти, – вмешался Евгений.

– Пойдём, – не обращая внимания на эти слова, позвал Он.

Евгений встал. И оказался на полголовы ниже своего соперника. Но своим рыцарским поведением, униженным бешенством в лице, казался даже выше.

– Слышь, козёл!? Что не понятно? Вали на хрен за свой столик!

Он смотрел только на меня. С усмешкой, но нежно. Потом устало вздохнул, и перевёл взгляд на Евгения.

– Интересный объект для изучения, – рассматривая противника, как какое то насекомое, заговорил Он. – Трудное детство, прыщавые комплексы, позднее половое созревание. Это так навскидку. Более детальный анализ, навевает мелкие детали бытия. Если его существование можно назвать громким словом «бытиё». В школе занимался в литературном или театральном кружке, считая себя более возвышенным, чем его грубые товарищи. Но, читал мало. Школьная программа, и приключенческие романы…

– Пойдём, выйдем, урод! – видимо Он говорил правду, потому что Евгений, покраснел от напряжения.

– Институт. Родители платили последние деньги, дабы вывести единственное и малоперспективное создание, как говорится «в люди». Отец пахал на двух работах, мама подметала подъезды. В институте не блистал. Тройки, изредка четвёрки. Первый секс в общежитии. А нет. Простите. Дома, когда родители уехали на дачу, вызвал платное, дешёвое существо к себе домой. И пыхтел на нём, посматривая на часы.

Я думала, Евгений Его ударит. Но он только воспользовался полуоборотом тела и толкнул своего обидчика в плечо. Тот весело улыбнулся.

– Больше секса у нашего объекта в институте не было. Он, правда, помял сиську одногруппницы, когда обмывали дипломы. Но она вырубилась быстрее, чем он забрался к ней в трусы.

– Урод! – Евгений ударил, целясь в лицо. Но промазал и получил удар в солнечное сплетение. Охранник на входе поднялся, но Он, успокоив его жестом, аккуратно усадил, согнутого от удара Евгения, на стул. И, как ни в чём не бывало, продолжил:

– Взрослая жизнь. Тоже ничего примечательного. Работает младшим клерком. Ждёт, когда какая-нибудь Ангелина Петровна выйдет на пенсию. Тогда небольшое повышение и карьерный стопор. Денег нет. С тобой, моё очарование, он познакомился случайно. Тебе даже пришлось проявлять инициативу. Привёл в ресторан, и увидев, что ты заказала горячее, ограничился салатом. Вино дешёвое. Разговор скучный. Про одиночество и недостатки этого мира.

Всё, что Он говорил, было абсолютной правдой. Женя сидел и делал вид, что ещё не отошёл от удара. Я встала, подошла к своему неудачнику, ободряюще положила руку, ему на плечо. Он дрожал.

– Уходи. Я больше никогда не хочу тебя видеть, – эти слова мне дались с трудом, – Я его люблю. А ты… Всё к чему ты прикасаешься, становится пустотой. И ты – одна большая, серая и безрадостная пустота. Тебе скучно, и ты одинок. И будешь таким всегда, потому что не заслуживаешь счастья. Простого, банального, человеческого счастья.

Что-то на мгновение изменилось в Его лице.

– Ладно, – Он снисходительно усмехнулся, – Проводи это насекомое до дому, я чуть позже позвоню.

И не дожидаясь ответа, пошёл к столику, где его встретили весёлые реплики друзей. Господи, как Он красив. Как я люблю Его.

– Да если б не его друзья, я бы порвал этого козла на месте! – говорил Евгений на заднем сиденье такси, – он просто чувствовал поддержку. А я не хотел испортить наш вечер. Психолог хренов, что он знает о моей жизни. Да я…

Я держала в руке тонкие, с большими суставами пальцы Евгения и думала о себе. Неужели я не заслужила счастья. Почему мне придётся провести всю свою жизнь с нелюбимым. Наверно, потому что это жизнь, а не детские мечты.

– Ты поступил правильно Женя, – произнесла я очередную чушь, – Как мужчина. Я люблю тебя.

Слюнявые губы ползали по моей груди. Неуверенные пальцы искали источник моего наслаждения. Вопрошающие глаза ежеминутно требовали одобрения. И получали его, в искусственных стонах. Мобильник на тумбочке вспыхивал экраном, находясь в беззвучном режиме. Это звонил Он. Моё прошлое. А моё будущее старательно пыхтело надо мной, боясь переменить позу. Правда, слава богу, недолго. Упал обессиленный, лицом в подушку. Я провела рукой по его редким слипшимся волосам.

– Мне было хорошо с тобой. Даже очень хорошо.

Его дыхание, с трудом приходило в норму.

– Выходи за меня замуж, – неожиданно предложил Евгений, приподнимаясь. – А нет прости. – Он слез с кровати, и встал на одно колено. Я села, опустив ноги на пол. – Лена, я никогда не встречал столь прекрасной женщины, и полюбил тебя с первого взгляда. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива со мной. Выходи за меня замуж.

Господи, да он полный лох! Как так можно себя не уважать? Неужели вправду настолько туп? Неужели не почувствовал, что это секс из жалости, из чувства противоречия Ему.

Я молчала. Женя замер в вопрошающей комичной позе. Голый, с выступающими ключицами, с тоненькими руками и ногами. Мне стало жалко его и себя.

– Я люблю тебя, – поцеловав его в губы, чтоб не видеть его комичную фигуру и не рассмеяться, произнесла я, – Ты мне тоже сразу понравился. С той минуты, как принёс документы к нам в отдел. Я видела твою заинтересованность мной…

– Это не было заинтересованностью. Это была любовь.

– Не перебивай меня, Женька. Очень прошу, выслушай меня. Я тебя совсем не знаю, хотя то, что я вижу и чувствую, мне очень нравится. Я должна подумать. Это слишком быстро. Дай мне время.

– Это из-за него? – он встал и отошёл в угол комнаты, – Ты его всё ещё любишь?

– Я никогда его не любила, – нагло соврала я, – Женщины не любят таких, как он. Я люблю тебя.

– Так в чём же дело? Мы же любим друг друга. Что тебе мешает ответить, здесь и сейчас?

– Мне нужно время. Обними меня милый. Мне холодно без твоих рук

Три дня меня донимали Его звонки. Письма в социальных сетях и СМСки. На четвёртый Он пришёл ко мне на работу. Природная обаятельность и букет цветов, и мои подружки заинтересованно засмотрелись на Его красивую высокую фигуру. Так было всегда, где бы Он ни появлялся.

– Ленточка, – Он вручил мне букет, не обращая внимание на взгляды, – Ну прости меня, – И всё. Замолчал уверенный в себе и самодовольный.

Я протянула букет обратно. Он не взял. Тогда я кинула его в урну. Он растерялся. Никогда не видела Его таким.

– Уходи, – ловя на себе удивлённые взгляды девчонок, попросила я, и уставилась в монитор.

Он непонимающе постоял несколько секунд и без слов вышел из кабинета. В двери едва не столкнулся с Женей.

Звонки и СМСки прекратились. Женя стал более настойчив, каждый день, требуя ответа. Я уклонялась, отдавала ему своё тело и он успокаивался. На следующий день всё повторялось снова.

Среди ночи меня разбудил звонок в дверь. В глазке отразилась Его расплывчатая физиономия.

– Что тебе надо? – через дверь спросила я.

– Открой, Ленточка, – пьяно попросил Он, – я хочу поговорить.

– Иди домой.

– Что тебе надо, сука!? Что ты со мной творишь. Я думаю только о тебе. Неделю уже не просыхаю. Ты мне нужна! Понимаешь, нужна! Да и я тебе нужен. Что ты нашла в этом лохе?! – Он неожиданно переменил тон. – Открой, Лена. Дай мне тебя обнять, услышать твой запах. Мы будем вдвоём. Вдвоём. Навсегда.

Мои пальцы легли на ключ. Сердце колотилось так, что казалось, было слышно сквозь железо двери.

– Иди домой, – повторила я, вялыми ногами прошла в комнату и упала слезами в подушку.

Крошечный брильянт тускло светил в золоте кольца. Зато его подноситель светился за них обоих. Тот же ресторан, то же дешёвое вино, и неугомонный Женя, призывая, в свидетели посетителей, произносит:

– Лена, ты выйдешь за меня замуж?

И замер в ожидании. С тупой радостной улыбкой на лице.

Ответить я не успела. Скорым уверенным шагом, через зал шёл Он с двумя товарищами. Оценил обстановку и скомандовал:

– Парни, уведите его.

– Пойдём с нами друг, – Женю жёстко взяли за руки, – мы угостим тебя хорошей выпивкой, – и увели за другой столик.

– Не знаю с чего начать, – Он сидел напротив меня и не мог поднять глаза, трезвый и растерянный, – в какой-то момент я понял, что не могу без тебя жить. Это случилось уже давно. Я гнал эти мысли и старался жить, так, как я жил всегда. Веселился с друзьями и подругами, был свободен и весел, но когда возвращался домой, наваливалось одиночество. – Он трагично посмотрел на меня, – Понимаешь… Пустая квартира. Некому обнять, поинтересоваться моими делами. В ней нет тебя. И у меня, тебя нет. – Он недолго помолчал, – Я люблю тебя. И хочу прожить с тобой всю жизнь. И хочу от тебя детей. Выходи за меня замуж, – Он встал на одно колено.

Посетители ресторана, застыли, наблюдая этот бесплатный спектакль. И тоже замерли, ожидая моего ответа. В его руке появилась коробочка и через мгновение засияли три брильянта в фигурном узоре золота. Он ждал.

– Я согласна, – услышала я свой голос. Повернулась к ошарашенному Жене, и равнодушно произнесла: – Прости.

Он был счастлив. И я была счастлива, наблюдая Его добрую улыбку. Понимающие глаза. Он был растроган, когда мой палец украсило кольцо. Господи, да Он любовался мной. Чего не делал никогда. Я встала, ожидая, что и он поднимется, и мы поцелуемся. – Спасибо, – Его лицо снова стало высокомерным и насмешливым, когда Он поднялся с колен, – Спасибо тебе, моя меркантильная девка. Знаешь, мы действительно друг друга заслуживаем, но ты меня меньше. Снова повелась на честные слова. Открытый взгляд…. Но я просто не мог, позволить этому насекомому, – он кивнул на Женю, – победить меня. Мужское эго, сама понимаешь…..

– Я ненавижу тебя! Пидарас! Козёл! Ненавижу! – Я кричала, а сама искала в Его лице намёк на шутку. Сейчас всё изменится. Он не может быть настолько жесток.

– Да, отпустите его, – приказал – попросил Он своих друзей, подойдя к ошарашенному Евгению.

– По-моему, это чересчур, – сказал один из Его друзей, освобождая Женю. Они не знали, как себя вести, во время этой сцены, – Может не надо так жёстко.

– Да Кирилл, не надо жестить, – Он подошёл к своему другу, ухмыляясь и оценивая его реакцию, – Только поздно. Ты ведь это понимаешь? А? И вы все, – он обратился к залу, повысив голос, – Вы тоже думаете, что я скотина. Козёл, как говорит Лена. Козёл… Это правда. Но ничего не изменится. Это недоразумение в людском обличии, – Он указал на Евгения, – завтра снова сделает предложение. У него нет вариантов и гордости. У неё тоже. Она откажет. И слова найдёт. Но скоро согласится. Даже после моего пророчества. Они поживут год, два, три, пусть пять. И разведутся. Она останется озлобленной эгоисткой. Она и сейчас такая, только внутренне. Но останется она, с гордым статусом разведёнки. А оно…? – Он приподнял подбородок Жени ладонью, тот не сопротивлялся, – Найдёт себе другую. Да-да, найдёт. Попроще. Низенькая попка. Маленькая грудь. Возраст. Умение печь всякие вкусности. Отсутствие интеллекта, мысли, интересов. Так будет…

– Извините, – к нам подошёл невысокий, но широкоплечий охранник, – Вы нарушаете работу ресторана, и мешаете отдыхать посетителям. Мы вынуждены попросить вас выйти.

– Сейчас. Я уйду. Ресторан перестал быть любимым, – Он повернулся ко мне, – Лена, позвони мне. Не сейчас. Не через месяц. Не через год. Как созреешь, и когда покончишь со своим предприятием по замужеству. Кольцо оставь себе. Прекрати позёрничать… Считать себя той, которой не являешься. И мы поговорим. И тогда кольцо пригодится. Я не врал, когда делал тебе предложение. Но на секунду у тебя проскочила в лице мимика победителя. А это мужской мир. Женщины в нём не считаются. Никем и ничем. Приложение к спиртному. Но ты настолько меркантильна и цинична, что мне подходишь. Я люблю тебя.

Он развернулся, и пошёл к выходу. Друзья направились за ним. Он остановился и, что то сказал Кириллу. Что-то простое и резкое. Тот непонимающе уставился на Него. Пауза затянулась на несколько секунд. Кирилл отвёл взгляд. Он всегда умел расставаться с людьми. Ушёл. Самодовольный. Равнодушный. Одинокий. И любимый.

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” усинский автор Николай Попов. Попасть в рубрику может любой желающий, для этого надо прислать своё произведение нам на электронный ящик по адресу: .

Я отдыхал. Оркестр играл заказанные мной песни ко дню рождения моего друга. И я расслабился с бутылкой вина и фруктовой нарезкой. Танцовщицы ресторана очаровательно двигали бёдрами с лёгким намёком на эротику. Полумрак, отсутствие собеседников, и музыка, музыка, музыка: – вот в чём я сегодня нуждался. Поэтому, взяв на себя хлопоты по организации праздника, умело создал нечто среднее между тем, что желала глупая пьяная толпа, и тем, что желал умный, ироничный и творческий я.

Именинник, он же юбиляр, уже несколько раз бросал на меня завистливые взгляды. Ему уже наскучила роль благодарного хозяина, и тянуло в мою компанию, где не надо вежливо смеяться, понимающе улыбаться и хоронить отличные шутки, которые так и рвутся с языка в эфир, в присутствии этой публики, в вежливом покачивании головы. Сам виноват, когда возникла идея проведения праздника «тридцатипятилетия», я предлагал собрать мальчишник с нормальными парнями и ветреными девчонками. Нет, он вспомнил, что люди делятся на нужных и ненужных, и даже здравых парней пригласил с жёнами, убив праздник в зачатке. Теперь эта масса соревнуется в степенности, старается не пьянеть и не, дай бог, сказать что-то лишнее. Танцы в деланном кураже похожи на кривляние, шествование из угла в угол с бокалами в руках… Насмотрелись фильмов про богемную тусовку. Меня к счастью это не касается. Мужчины сами сложили легенды о моих победах на постельном фронте, и теперь боятся знакомить со мной своих жён. Женщины бросают на меня заинтересованные взгляды, но “синицы в руках” в лице мужей, парней и прочих бойфрендов, лучше самого очаровательного журавля, коего для них представляю я. Также для обоих полов мой циничный, остроумный лексикон слишком сложен в данной, да и любой другой обстановке, поэтому я в одиночестве наслаждаюсь музыкой моей юности.

Вскоре взгляд юбиляра превратился из завистливого в умоляющий. Понятно, его атаковала супружеская пара из породы всезнаек. Плотный мужик с красным лицом и изнеможенная диетами женщина. Надо спасать и я отправился на помощь. Как железные опилки за магнитом, за мной направились “ничейные” девушки, которые каким-то невероятным способом проникают на любую тусовку, где можно найти себе, если не мужа, то хотя бы мужскую особь на ночь.

– Надо тебе жениться, Анатолий, – ронял мужик на несчастную голову юбиляра новые для человечества мысли. – Жена это как визитная карточка состоявшегося мужчины. Опять же дети. Мужчина должен продолжиться, почувствовать ответственность.

– Недаром говорят, мужчина слагается из мужа и чина, – поддакнула жена.

– Да, Толик, женись, – ворвался в разговор я, – будешь выключать мобильный в командировках, когда красивые, молодые девчонки, напомнят тебе, что такое настоящий секс. А недавно неземное, ныне истеричное создание, закатит тебе по приезде допрос, коему позавидовали бы и Малюта Скуратов и сам Берия. И ты будешь развивать свой мозг не в остроумии, а банальной лжи, типа, зарядка села, устал и тому подобная ерунда.

Женщина с подозрением посмотрела на краснолицего. Значит, я попал в точку с этими командировками.

– Ну, не у всех так, – ненадолго смешался мужик, – в командировках люди работают, устают.

– Конечно не у всех. Молодые и красивые девчонки спят с молодыми и красивыми парнями. Остальные довольствуются услугами сексиндустрии.

– А как же любовь? Вы что совсем не верите в искренность и взаимопонимание? – вклинилась в разговор одна из “ничейных”, пока закостенелый мозг супругов искал подходящий к данной дискуссии ответ.

– Любовь это когда тракторист подарил доярке платочек и лезет за стогом ей под юбку, а она кокетливо ржёт, отталкивает чёрную пахнущую соляркой руку и ждёт, когда утомлённый её отказами парень позовёт её замуж. Замени стог на квартиру, платочек – на золотую цепочку и увидишь схему любого супружества, – ответил я, не поворачивая в сторону девушки головы.

Она начала формулировать ответ, но так как мой друг во время беседы ловко ретировался, я, за неимением причины продолжать разговор, ушёл за свой столик. Плевать на вежливость и правила, пусть им соответствуют те, кому не скучно.

Юбиляр усердно танцевал, издалека благодарно махнув мне рукой, а я, придвинув к себе бутылку вина, вновь наслаждался одиночеством. Но дьяволу, отвечающему за мой комфорт на сегодняшнем вечере, вздумалось отвернуться, чтоб господь подверг меня новому испытанию. Та девушка, что сдуру брякнула про любовь мне, прожжённому цинику, решив что-то доказать или просто поговорить, уселась со мной рядом.

– Привет, меня Лена зовут.

– Родители не стали напрягать фантазию и назвали в честь какой-нибудь бабушки?

– Что? – немного растерялась она. – Вообще-то да. Но кстати, о моих родителях и любви. Они прожили душа в душу, как говорится, долго и счастливо.

– Что они делали с душами друг друга? – усмехнулся я, и, не останавливаясь, продолжил. – Милая, Лена, судя по тому, что на вас одето, вы зарабатываете сами. Скорее всего, секретарём или нечто подобным. Родители вас не баловали, но любили. Шили на новый год платье снежинки из старой кухонной занавески, ходили к вам на всяческие концерты, где вы либо фальшиво пели, либо неумело танцевали. Проще говоря, вы росли в нормальной семье. Папа изредка пил, мама судачила с соседями. Их юношеские мечты забылись. Мама подглядывала в телевизоре за другой, успешной жизнью, а папа убедил себя, что он прожил достойно, никого не подставив и ничем не рискнув. Так что, вы правы, они живут душа в душу. Но счастливо ли?.. Сомневаюсь. Люди свиньи, но разумные свиньи. Им всегда, что-то не хватает. Где-то богаче, кто-то сексуальней. Недавно весь смысл вашей жизни был в устройстве на достойную работу, сейчас вы ищете себе более-менее нормальную мужскую особь, дабы он кормил и одевал вас и в перспективе вашего ребёнка. Следом вам захочется материальных благ, потом общественного признания. В процессе вы научитесь ненавидеть своего мужа скрытой, а, возможно, открытой ненавистью за то, что вы сами убедили себя в любви, которой нет. А он будет в компании таких же неудачников искать выход, изменять вам, потом смирится, и вы будете жить с ним долго. В душу, в бога, в чёрта, в мать, как вам угодно.

– Мне говорили, что ты хам, но я почему-то не поверила, – милое личико Лены передёрнуло гримасой злости, однако, она даже не сделала движения, чтобы встать.

– Там, – я кивнул на остальную толпу, – найдётся куча единомышленников, вежливых и ограниченных людей вашего умственного развития. Негласный союз параноидальных мамаш и мудрого государства вбил в их детские мозги сказки о ячейке общества под названием семья. Мужчинам она не нужна, но они зомбированы. Так что вам совсем не обязательно выслушивать здравые мысли человека без догмы-колотушки в голове.

Мой очаровательный оппонент вроде немного успокоилась и сдержанно пропустила нелестное замечание о её уме.

– А дети? – с придыханием на окончании слова бабахнула она меня железобетонным аргументом. – Неужели они должны расти в обществе без любви, с половинными семьями? Без отцов?

– Я совсем не собираюсь переделывать общество. Куда мне тягаться с государственным институтом брака, с поддержкой всех женщин мира. Я просто эгоист, и мне не хочется, чтоб маленькое визжащее существо сначала мешало мне спать, потом требовало внимания, незаслуженно считая себя человеком, и в конце моей жизни подкидывало мне новых глупых, избалованных существ.

– Но ведь тебя-то растили, – убеждающе, с таким же придыханием продолжала Лена, упорно называя меня на «ты», – так же ты визжал, мешал спать…

– Не знаю, почему вас интересует именно моё счастливое детство, но из того, что я помню, могу поделиться. У меня с родителями был негласный договор. Я слушаюсь, и хорошо учусь, а они не вмешиваются в мою жизнь. Это их и меня устраивало, и продолжает устраивать. Я сам получил образование, пройдя путь от нищего студента до хорошо оплачиваемого специалиста. Общаюсь с ними по телефону, не напрягая их жизнь своим присутствием. Надо будет найму сиделку, которая будет таскать им пресловутый стакан воды хоть целый день.

– В твоей жизни нет ни капли чувства, – всё-таки высказалась она. – Ты как равнодушная железка.

– Сейчас меня преследует только одно чувство. Раздражение. Я заказал много хороших песен, а вместо того чтоб их слушать, вынужден общаться с назойливой и бестолковой особой, неспособной просчитать разговор, даже на два шага вперёд. Которую отличает от проституток только стремление продаться оптом, а не в розницу.

– Да ты… Да ты… Сука. – Лена взмахнула рукой, я не стал уворачиваться, но она не ударила. – Пошёл ты!

Но пошла всё же она. Лишь бы не разревелась, а то вдобавок к скучному вечеру придётся разбираться с пьяными заступниками.

Я сходил в туалет, а когда вернулся ко мне подошёл юбиляр.

– Ну что, как она?

– Ничего, жить будет, – ответил я, чокаясь с его бокалом. – Глупа, как кукла. Хотя нет. Куклы знают, что они не люди и их мнение никого не интересует.

– Давай завтра соберёмся у меня, посидим, чтоб как-то перебить общение с этими маразматиками.

– Наконец слышу первую здравую мысль за сегодняшний вечер, а теперь иди, плескайся в людском убожестве. За всё уплачено.

Толик отошёл. Я попытался снова настроиться на музыку, но моя преследовательница, решила-таки добить свои нервы. Наигранно равнодушной походкой и с выражением достоинства на лице она снова подошла ко мне.

– Хоть ты и скот, но я тебя прощаю, – её голос звучал до смешного возвышенно. – Ты ничего обо мне не знаешь, а смеешь судить. Я не опущусь до объяснения.

– Лена, милая, вы хоть слышите себя? У бабников есть такой трюк. Сначала унизить женщину, заставить защищаться, потом ослабить напор и затащить в постель. Поверьте мне, я не ставлю такой задачи, хоть у вас хорошая фигура и вы красивы.

– Да я с таким как ты… Никогда…

– Не врите мне, Лена. И себе не врите. И сейчас и в другой день, по лёгкому намёку вы пойдёте со мной. Чтоб доказать. Чтобы страдать. Я не знаю зачем, но пойдёте. В моей жизни сейчас три девушки. Мою квартиру убирает домработница. Так что я не нуждаюсь ни в любовницах, ни в домохозяйках. Но, даже зная это, вы пойдёте, потому что у женщин нет достоинства, и они любопытны. Я самоуверен, самодостаточен, циничен. Вы таких не встречали.

Во время моего монолога её лицо выражало такую гамму чувств, что величайшие актёры, захлебнулись бы от зависти. Рука всё-таки отвесила мне, ранее отложенную, пощёчину, и она в слезах убежала в туалет.

Вечер закончился разборками. Лена плакала и ничего не объясняла. Я стоял и нагло смотрел на угрожающие кулаки мужчин и заинтересованно перешёптывающихся женщин. Потом оделся и уехал домой. Никто не решился меня остановить. Стадо. Чванливое, показушное, трусливое стадо.

Через день я проснулся у себя дома, с жуткого перепоя. С трудом разлепив глаза, увидел перед собой улыбающееся лицо Лены. Она сидела на кровати, прикрыв голое тело простыней. Всё же фигурка у неё что надо. Прослушав её приветственную речь, я направился в душ. Когда вышел, достал из бумажника несколько купюр и положил в коридоре на полку. На кухне меня ждала яичница, кофе и сама Лена, уже одетая. Достав из холодильника бутылки, я смешал водку с соком, залпом выпил, разбавил ещё и стал завтракать.

– Как ты себя чувствуешь, милый, – ласково прощебетала моя гостья.

Я, молча, поглощал приготовленные ей яйца и насмешливо поглядывал на неё. Она создала на лице ироничное выражение и спросила:

– Может, ты всё-таки скажешь, как тебя зовут?

– Ну, во-первых, вы знаете. Во-вторых, совместная ночь – это совсем не повод для знакомства. В-третьих, деньги за услуги на полке в коридоре.

– Ну, ты же не такой! – закричала она. – Чего ты из себя строишь супермена. В глубине души ты добрый, нормальный парень.

– Вы, Лена, сейчас произнесли слово, которое я никогда не употребляю по отношению к себе. Мне противны нормальные люди. Они меня забавляют, но и это у них не всегда получается.

– Я думаю, тебя кто-то сильно обидел в жизни.

– Поверьте, Лена, это трудно сделать даже лопатой по голове. Мне по-настоящему всё равно. То, что я вам говорил позавчера и сегодня, это бред, направленный только на то, чтоб вы от меня отвязались.

– Ну, ты же сам вчера позвонил…

– У вас хорошее тело и глупая головка. Грех не воспользоваться, – мне, как ни странно, стало её немного жаль. – Лена, идите домой. В будущем ищите партнёров соответствующих вашему интеллекту и социальному уровню. И не забудьте деньги. Это компенсация. Кстати, совсем вами незаслуженная.

Она встала, выпрямилась, губы дёрнулись, скорее всего в ругательстве, глаза отражали горе, боль и обиду.

– Ублюдок! – крикнула она и выбежала из кухни.

Я услышал, как хлопнула входная дверь.

Ещё немного посидев за бокалом, я вышел в коридор. Денег на полке не было.

(с) Николай Попов

Сегодня в рубрике “Выходное чтиво” произведение ухтинского автора Сергея Рулёва. Приятного, вам, чтения.

Филипп пришел с работы поддатый. Повод был. Праздник. И ведь не один, а целых десять дней отдыха подарило государство. Всем нормальным людям, которые теперь дома сидят, телевизор смотрят. А вот Филипп свой пост бросить не может. Всё-таки котельная одна на весь посёлок.

Ввалившись в дом в облаке морозного пара, скинул на входе сапоги и ватник и протопал в комнату. Завалившись на диван, заорал жене как обычно:

– Жрать давай!

Та вышла из смежной комнаты и привычно пробурчала:

– Стол поставь сперва.

– Это я сейчас, – Филипп сел, собрал равновесие в кулак, оторвался от дивана и, петляя в двух шагах, добрался до стола, что стоял у окна и придвигался на середину комнаты к дивану только для трапезы. Вцепившись в него двумя руками, он со стоном обиженных досок пола дотащил стол до парадного места и снова плюхнулся на диван.

– Готово! – крикнул он в кухню.

Жена накрыла стол. Отварная картошечка в котелке, котлеты на сковородке, капустка квашеная в миске – всё своё, всё лучшее.

Филипп стал вкушать разносолы медленно и размеренно, как и положено уставшему добытчику.

И тут он заметил на кухне некое движение. Сквозь расплывчатый туман, узрел он, как медленно откинулась крышка подпола, и вылезла оттуда смутная фигура. Замерев по пояс над полом ненадолго, видимо оглядываясь, этот кто-то вылез окончательно и тенью шмыгнул к выходу. Застыв с вилкой у рта, Филипп напрягся.

– Жена, кто это? – пока ещё только удивлённо спросил он.

– Где? – донеслось в ответ из соседней комнаты.

– Кто это сейчас из подпола вылез? – Филипп старательно укладывал слова в предложение.

На пороге зала появилась жена.

– Из какого подпола?

Взгляд Филиппа сфокусировался и стал настороженным.

– Из нашего.

Жена мельком глянула в сторону кухни.

– Так. Давай-ка закругляться. Спать ложись уже. А то всякая ерунда мерещится.

– Ерунда?

Филипп встал. Тяжёлое подозрение закралось в его душу.

– А сейчас посмотрим.

Пошатываясь, не иначе как от усталости, прошёл Филипп на кухню. Крышка подпола была закрыта. Обошёл он её и тут увидел чёрные следы.

– А это что?

– Так это ж твои, – возмутилась жена. – Натащишь с работы этой грязищи… – Судя по интонациям супруга начала закипать не на шутку.

Однако Филиппа эти интонации сейчас не трогали. Гнев, разгоравшийся в его груди, был посильнее.

– Мои?! Так это я сам оттуда, что ли вылез?!

– Да пригрезилось тебе с пьяных глаз, – перешла к обороне женщина, чуя, что дело пахнет керосином.

– Пригрезилось?!

Филипп склонил шею, словно бык, изготовившийся к атаке и заревел:

– Убью!!!

Керосин вспыхнул.

– Ты чего, Филипп?! – оторопело запричитала супруга. – Окстись!

– Убью, сказал!

Филипп медленно двинулся на неё. Не дожидаясь, пока он приблизится на расстояние неминуемого удара, женщина взвизгнула и проворно прошмыгнула в ещё свободное пространство между мужем и проходом на кухню. Почувствовав себя в относительной безопасности, она, уже зло, выкрикнула:

– Алкаш! Житья от тебя нету!

Филипп развернулся на месте и ринулся к жене. Но дверь захлопнулась прямо перед его носом. Рыкнув, аки лев, он стал с силой дергать на себя ручку, забыв о том, что дверь открывается наружу. Опомнившись, толкнул, выскочил в сени. В окно увидел бегущую к калитке фигуру.

– Тварь! – закричал вслед. Вернулся на кухню, натянул сапоги, взял стоящий в углу возле умывальника топор и, преисполненный решимости, ринулся по следам благоверной.

Однако во дворе понял, что её уже и след простыл.

Тогда кинулся Филипп за супругой по деревне. Сперва в одну сторону, потом в другую. Да только, где теперь её сыщешь? Хоть и баба, а не дура, давно уже у какой-нибудь подруги затаилась. Плюнул в сердцах Филипп да поплёлся обратно к дому. Всё равно ведь никуда она от него не денется. Не сегодня – завтра сама придёт. Брёл он, вынашивая и взращивая в душе планы мести ужасной для коварной обманщицы. Однако быстро эти мысли выветрил из его головы крепкий морозец – выскочив из дома, забыл Филипп свой ватник напялить. Только понял он, что на самом деле весьма озяб, а до своего дома ещё топать и топать, упёрся его взгляд в дом кума, в котором гостеприимно светились почти все окна. Недолго думая, свернул на огонёк.

Кум со своим соседом Петром сидели на кухне. Ужинали. Появление Филиппа было встречено радостно.

– Надо же! Вот те раз! Давай присаживайся! – воскликнул кум и тут же зачем-то крикнул жене, которая суетилась тут же – на кухне:

– Нинка! А ты нам на стол что-нибудь поставь! Видишь, Филипп пришел.

Вместо ответа та обратилась к гостю:

– А ты чего с топором-то? Мой с Петром уже всё порубили. Теперь вознаграждение клянчат. Вроде как уработались.

– Кого порубили? – не понял Филипп.

– Помнишь, я бычка забивал? – ответил кум. – Так вот дети завтра с города приезжают, моя и давай теребить меня – наруби кусков, мол, детям мясца вроде как домашнего. Ну, мы с Петром и нарубили, – он кивнул в сторону холодной кухни, – а Нинка жмется теперь с угощением.

– Ааааа, – протянул Филипп, плюхаясь на табурет.

– Да кто жмёт? – Возмутилась Нина. – Тебе зажмёшь. Как же. На, только не плачься на людях, – при этом она, словно фокусник, извлекла из ниоткуда бутылку и поставила на стол.

– Вот это другое дело! – расцвёл кум.

– А ты и правда – чего с топором? – спросил он после того, как было оперативно открыто, разлито и выпито.

– Да это… – Филипп угрюмо уставился в стол. – Люська моя хахаля привела.

– И что? – вопросил кум, разливая по новой.

– Ну а я застукал, – сказав это, Филипп, не обращая внимания на других, взял стопку, опрокинул содержимое в себя и мрачно усмехнулся. – Жаль не догнал – убил бы.

– Как это – застукал? – вмешалась в суровый мужской разговор Нина. – Прямо вот так и застукал? И с кем же это?

– Да откуда ж мне знать – с кем? – пожал плечами Филипп и, сжав кулаки, коротко поведал о недавних событиях, с ним происшедших.

– Из подпола, говоришь? – спросил кум, разливая. – Да уж.

– А может тебе и впрямь привиделось? – спросила Нина. – Мало ли что с пьяного глаза померещится?

– Молчи, дура, – осадил её муж. – Все вы бабы заодно.

Сосед Пётр, похрустывая капусткой, согласно закивал.

– Я вот тебе как дам сейчас сковородником по черепушке, – возмутилась Нина. – Чтоб ерунды не молол.

Кум только отмахнулся и обратился к Филиппу:

– А что, если бы догнал – и впрямь вот так и зарубил бы?

– Угу, – угрюмо ответствовал тот.

– Да ты что ж говоришь то такое? Вы ж с ней двадцать с лишком лет прожили! Детишек нажили! – всплеснула руками Нина.

– И что же, я терпеть должен, пока она у меня за спиной хвостом крутит? Срам этот терпеть? – Филипп в сердцах грохнул кулаком по столу.

Пётр поправил подпрыгнувшую тарелку с огурцами и согласно закивал. А кум, поставив упавшие стопки, коротко изрёк:

– Одобряю.

И тут же получил подзатыльник от супруги.

– Я тебе сейчас – как дам! Одобряет он.

– Да ты… да я… – завёлся было кум, но Филипп положил руку ему на плечо.

– Не надо, Коля. Нина у тебя хорошая. Не то, что моя. Изменщица. Налей.

– Хорошая, – охотно согласился кум. – Хоть и дура.

И тут же отхватил тычок в спину.

– Филипп, а может и вправду показалось тебе, – попыталась вернуть разговор в прежнее русло Нина. – Сам подумай – чего полюбовнику в подполе делать-то?

– Я же говорю – без мозгов, – не унимался кум. – Да прятала она его там.

– Ну и для чего ж его ей там прятать, коли не ждали его? – Нина кивнула на Филиппа. – А если ждали – чего раньше не ушёл? Да и дверь то никто ж не запирал.

Кум хмыкнул, а вот Филипп на мгновение проникся аргументами. Призадумался. И отмёл в сторону.

– А следы? Следы чёрные вокруг?

Вот тут Нина неожиданно засмеялась.

– Да ты сапоги-то, где скидывал? В кухне уже небось? Ты вон сейчас-то на них посмотри.

Сапоги скромно стояли в углу, прибранные хозяйкой, но въевшаяся угольная пыль котельной выдавала их с головой.

– Так чего же это? Выходит, зря ты на свою Люську надумал? – изумился кум. – Выходит, и правда, с пьяных глаз чуть грех на душу не взял!

Филипп растеряно переваривал вновь открывшиеся обстоятельства по делу. Наконец выдавил:

– Ну как же. Я ж видел его, когда он вылезал!

– А может, это чёрт был? – подал голос, молчавший до этого как рыба, Пётр.

– Какой-такой чёрт? – удивился кум, пока Филипп размышлял.

– Так это… Сочельник сегодня. Нечисть всякая. Может его чёрт в искушение вводил? Испытывал.

– Да бабкины сказки всё это, – отмахнулся кум. – Ты ещё нам тут про лешего с русалками сказку расскажи.

– Могу и рассказать. Но не буду. А то, что в сочельник всякая нечисть вылазит – это факт. О чём не зря наши предки говорили. Или ты деда своего, к примеру, за «дурнее паровоза» держишь? Или бабку свою?

– Не. Ну… – последний аргумент кума явно смутил.

– То-то же, – изрёк Пётр, накалывая на вилку маринованный грибочек. – Чёрт его, – он кивнул на Филиппа, – искушал. А он – того. Чуть убийство на себя не взял.

За окном внезапно завыла собака.

– Вы мне тут мозги не пудрите! – снова грохнул кулаком по столу Филипп. – Хоть чёрт, хоть кто, но из погреба вылезал, и с Люськой моей был, пока я на работе батрачил.

Помолчал, и уже тихо, но убеждённо произнёс:

– Придёт домой – убью.

Видя такое состояние Филиппа, Нина решила действовать. Она знала, что тот, если наберётся до нужной кондиции – дальше дивана не уйдёт. А вот предупредить Люду, жену его, о помешательстве мужа – обязательно надо. Пусть пока пересидит где-нибудь. Поэтому достала из схрона ещё одну бутылку, поставила на стол и проворковала:

– Ну ладно, вы тут посидите ещё, а мне надо до Мироновых сбегать.

Мужики не заподозрили подвоха, а она тем временем, накинула фуфайку, валенки, ещё раз бросила взгляд на стол – а хватит ли до той кондиции одной бутылки? Решила, что хватит и выскочила в сени. Выключив «не нужно» горящий свет, скрипнула дверью и быстрым шагом, благо морозец подгонял, направилась искать супругу Филиппа.

А мужики продолжили разговор. Только теперь Филипп угрюмо молчал, а вот Пётр – напротив, от молчанки раскодировался. Правда, надо отдать ему должное, говорил он неспешно, не частил.

– А ещё дед мой сказывал, что нежить и души неприкаянные в этот день не просто бродят, а жмутся к человеческому жилью. Да не абы к какому, а к тому, где спокойствие и согласие. То ли завидно им, то ли что злое замышляют – никто не знает. Одно известно – нужно остерегаться.

Слова падали весомо, как прописные истины из уст учителя на головы малолетних школяров. Только никто не обижался. Филипп был погружён в свои тяжёлые думы, а кум его был рад, что вечер проходит нескучно. Пётр в очередной раз сделал паузу и кум понял, что пора бы и добавить. Пока он разливал, в сенях раздался скрип половиц.

– Нин, ты? Чего так быстро? – крикнул кум.

Не дождавшись ответа, поднял стопку.

– Ну, давайте что ли.

В сенях снова раздался скрип половиц.

Рука со стопкой замерла возле рта кума.

– Нин?

Несколько мгновений тишины. И снова скрип половиц.

Кум быстро опорожнил стопку и встал из-за стола. Открыл дверь. Несмотря на темь в сенях, сразу стало понятно, что там никого нет. Кум пожал плечами, закрыл дверь и вернулся за стол.

– А сегодня морозит. Холодно ей.

– Кому ей? – не понял кум.

– Нежити, – рассудительно ответил Пётр.

– Да какая там нежить! Хватит нас россказнями бабкиными пугать, – усмехнулся кум.

Где-то на улице протяжно завыла собака. Другая псина, чуть дальше, подхватила. В печи с треском лопнуло полено.

– Да и откуда у нас взяться-то душам неприкаянным? – уже неуверенно и почему-то шепотом спросил кум.

Петра таким вопросом было не смутить.

– Ну как же. Семён вот осенью утоп.

Кум вздохнул.

– Да уж. Говорил ведь ему – не ходи один с самоловом. Так нет же. Стерляди, говорит, нет, так хоть налимчиком разживусь. Вот и разжился.

Жалко было Семёна, толковый был плотник. Да только браконьерская снасть ошибок не прощает. Не каждый год, но уходили навсегда под воду мужики, кто в одиночку пытал судьбу такой рыбалкой. Острые, как бритвы, крюки так и норовят зацепиться за одежду. А уж если произошло такое, когда лодку тащит течением, а сотня метров снасти уже лежит на дне, и помочь некому – всё, пиши пропало. Только всплеск воды и пустая лодка вниз по реке.

– Помянем, – молвил Пётр.

Подняли молча. И в тишине снова услышали скрип половиц из сеней. Характерный скрип от шагов.

В этот раз кум поставил полную стопку на стол и медленно поднялся с табурета. Филипп и Пётр взглядом проводили его до двери. Открыл. Никого. И тихо.

Кум осторожно прикрыл дверь и на цыпочках вернулся к столу. Стало слышно, как гудит в печной трубе. Молча выпили. Но чувствовалось, что без удовольствия пошла эта водочка.

– Так что, Филипп, может и впрямь какого чёрта ты видел, – начал Пётр и тут же прервался – в сенях скрипнуло.

Кум сделал вид, что прилип к табурету. А заодно, чтобы уж совсем стало понятно, глядя на Петра, молча повёл головой от него к двери – теперь, мол, ты иди.

Тот поднялся, и, проделав всё то же, что и кум, убедился – в сенях никого.

Филипп, под давлением таких обстоятельств позабывший на время об изменщице-супруге, пробурчал:

– Наливай.

Кум схватился за бутылку, как за соломину. Надо было срочно подбодрить мозг выветривающимся на глазах хмелем. Филиппу было немного легче – начал он раньше и запас в его мозгах был гуще.

– Садись, – не ожидая возражений сказал Петру. – Давай, вещай дальше.

Тот сел, но нарушать тишину не торопился. Было слышно, как за окном скорбно потрескивали заиндевелые ветви черёмухи. В сенях заскрипели половицы.

Филипп поднял стопку. Выпив, взялся за вилку, но она так громко дзинькнула о тарелку, что невольно положил её обратно на стол. Жевать картошку, не то что хрустеть капустой или огурцом, как-то совсем расхотелось.

А половицы осторожно, но уверенно – одна за другой – издавали скрип.

– Ну всё, – прошептал Филипп и тут же, ястребом взмыв с табурета, в два шага долетел до двери, левой рукой толкая ее, а правой хватая оставленный у входа топор.

Решительно распахнул дверь, выкинув вбок левую руку, рубанул по выключателю и замер. Из-за его спины осторожно выглядывали кум с соседом.

– Дымок! – выдохнул сосед.

И правда, сверкая чёрными глазищами, на Филиппа уставился палевого окраса здоровенный соседский котяра, застывший на полпути к столу с телячьей ногой.

– Зашибу гада! – грозно сказал Филипп и неуверенно икнул.

Кот решил не испытывать судьбу. Всё так же, не мигая, глазея на Филиппа, пятясь бочком, двинул к лестнице на чердак. Половицы характерно заскрипели.

Филипп опустил на пол топор и расхохотался.

– Домой пойду, – сказал обалдевшим мужикам и стал натягивать сапоги. – Надо ещё жену найти – повиниться.

Безобидный он всё-таки был на самом деле.

(с) Сергей Рулёв